Книга Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова – это драматическое произведение Лермонтова, рассказывающее о воине Ивана Грозного, который не сумел справиться с влечением к жене молодого купца Калашникова, в результате чего был убит в кулачном бою последним. Книга Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова — цитаты и афоризмы в данной подборке.
Ты наш старший брат, нам второй отец; Делай сам, как знаешь, как ведаешь, А уж мы тебя родного не выдадим.
И услышав то, Кирибеевич Побледнел в лице, как осенний снег: Бойки очи его затуманились, Между сильных плеч пробежал мороз, На раскрытых устах слово замерло…
И казнили Степана Калашникова Смертью лютою, позорною.
Поклонился прежде царю грозному, После белому Кремлю да святым церквам, А потом всему народу русскому.
Чему быть суждено, то и сбудется; Постою за правду до последнева!
Лишь одна не глядит, не любуется, Полосатой фатой закрывается…
Лишь один из них, из опричников, А в груди его была дума крепкая.
Статный молодец Степан Парамонович.
Отпусти меня в степи приволжские, На житье на вольное, на казацкое. Уж сложу я там буйную головушку И сложу на копье бусурманское.
Прозывается Алёной Дмитревной.
И казнили Степана Калашникова Смертью лютою, позорною; И головушка бесталанная.
И опричник молодой застонал слегка,Закачался, упал зáмертво.
Сидит грозный царь Иван Васильевич.
И подумал Степан Парамонович: Постою за правду до последнева!
Постою за правду до последнева!
Опозорил он, осрамил меня, Меня честную, непорочную — И что скажут злые соседушки? И кому на глаза покажусь теперь?
За прилавкою сидит молодой купец, Статный молодец Степан Парамонович, По прозванию Калашников
И казнили Степана Калашникова Смертью лютою, позорною; И головушка бесталанная Во крови на плаху покатилася.
Или с ног тебя сбил на кулачном бою, На Москве-реке, сын купеческий?
Кто побьет кого, того царь наградит, А кто будет побит, тому бог простит!
Во семье родилась она купеческой, Прозывается Алёной Дмитревной.
Буду нá смерть биться, до последних сил.
Опозорил семью нашу честнуюЗлой опричник царский Кирибеевич.
Как полюбишься – празднуй свадебку,Не полюбишься – не прогневайся.
Не боюся смерти лютыя, Не боюся я людской молвы, А боюсь твоей немилости.
Ох ты гой еси, царь Иван Васильевич! Про тебя нашу песню сложили мы, Про твово любимого опричника, Да про смелого купца, про Калашникова.
И опричник молодой застонал слегка.
Опозорил семью нашу честную Да не вынести сердцу молодецкому.
И выходит удалой Кирибеевич, Царю в пояс молча кланяется.
Прикажи казнить, рубить голову, И сама к сырой земле она клонится.
Статный молодец Степан Парамонович, По прозванию Калашников.
Вот возьми перстенек ты мой яхонтовый.
Во семье родилась она купеческой.
Смотрит сладко – как голубушка.
Ходит плавно – будто лебедушка.
В золотом ковше не мочил усов.
И ударил своего ненавистника Прямо в левый висок со всего плеча.
Вот возьми перстенек ты мой яхонтовый, Да возьми ожерелье жемчужное.
Ох ты гой еси, царь Иван Васильевич!
Опозорил он, осрамил меня, Меня честную, непорочную.
Не поведал тебе, что красавицаВ церкви божией перевенчана.
Твои речи – будто острый нож;От них сердце разрывается.
А родился я от честнова отца, И жил я по закону господнему: Не позорил я чужой жены, Не разбойничал ночью темною, Не таился от свету небесного…
На Москву-реку, на кулачный бой.
К тебе вышел я теперь, бусурманский сын,Вышел я на страшный бой, на последний бой!
Ходит плавно – будто лебедушка;Смотрит сладко – как голубушка;Молвит слово – соловей поет.
Обманул тебя твой лукавый раб, Не сказал тебе правды истинной, Не поведал тебе, что красавица В церкви божией перевенчана, Перевенчана с молодым купцом По закону нашему христианскому…
Вот нахмурил царь брови черные.
А из роду ты ведь Скуратовых И семьею ты вскормлен Малютиной!..
Как возгóворил православный царь: «Отвечай мне по правде, по совести, Вольной волею или нехотя, Ты убил на смерть мово верного слугу, Мово лучшего бойца Кирибеевича?
Отвечает Степан Парамонович: «А зовут меня Степаном Калашниковым, А родился я от честнова отца, И жил я по закону господнему: Не позорил я чужой жены, Не разбойничал ночью темною, Не таился от свету небесного… И промолвил ты правду истинную: По одном из нас будут панихиду петь.
За прилавкою сидит молодой купец, Статный молодец Степан Парамонович, По прозванию Калашников; Шелковые товары раскладывает, Речью ласковой гостей он заманивает, Злато, серебро пересчитывает. Да недобрый день задался ему: Ходят мимо баре богатые, В его лавочку не заглядывают.
Ох ты гой еси, царь Иван Васильевич! Обманул тебя твой лукавый раб, Не сказал тебе правды истинной, Не поведал тебе, что красавица В церкви божией перевенчана, Перевенчана с молодым купцом По закону нашему христианскому…
Повалился он на холодный снег.
Над Москвой великой, златоглавою, Над стеной кремлевской белокаменной Из-за дальних лесов, из-за синих гор, По тесовым кровелькам играючи, Тучки серые разгоняючи, Заря алая подымается; Разметала кудри золотистые, Умывается снегами рассыпчатыми, Как красавица, глядя в зеркальцо, В небо чистое смотрит, улыбается. Уж зачем ты, алая заря, просыпалася? На какой ты радости разыгралася?
Так и быть, обещаюсь, для праздника, Отпущу живого с покаянием, Лишь потешу царя нашего батюшку.
Не найти, не сыскать такой красавицы.
И услышав то, Алёна Дмитревна Задрожала вся моя голубушка, Затряслась, как листочек осиновый, Горько-горько она восплакалась, В ноги мужу повалилася.
Я скажу вам, братцы любезные, Так авось господь вас помилует!
Я топор велю наточить-навострить, Палача велю одеть-нарядить.
А зовут меня Степаном Калашниковым, И жил я по закону господнему.
Молодой купец, удалой боец, По прозванию Калашников.
На просторе опричник похаживает, Лишь потешу царя нашего батюшку.
Трижды громкий клич прокликали — Лишь стоят да друг друга поталкивают.
Уж как завтра будет кулачный бой Буду нá смерть биться, до последних сил.
На белом свете я сиротинушка: Дитя малое, неразумное…
Ох ты гой еси, царь Иван Васильевич!
А за что про что – не скажу тебе, Над Москвой великой, златоглавою,Над стеной кремлевской белокаменнойИз-за дальних лесов, из-за синих гор,По тесовым кровелькам играючи,Тучки серые разгоняючи,Заря алая подымается;Разметала кудри золотистые,Умывается снегами рассыпчатыми,Как красавица, глядя в зеркальцо,В небо чистое смотрит, улыбается.Уж зачем ты, алая заря, просыпалася?На какой ты радости разыгралася?
Ай, ребята, пойте – только гусли стройте! И боярыню его белолицую!
Каждому правдою и честью воздайте.
Размахнулся тогда Кирибеевич Затрещала грудь молодецкая.
Пройдет стар человек – перекрестится, А пройдут гусляры – споют песенку.
Ты убил на смерть мово верного слугу, Мово лучшего бойца Кирибеевича?
И я выйду тогда на опричника, Буду нá смерть биться, до последних сил.
Я слуга царя, царя грозного. А из славной семьи из Малютиной…
На святой Руси, нашей матушке, Молвит слово – соловей поет.
И выходит Степан Парамонович, По прозванию Калашников.
И казнили Степана Калашникова Смертью лютою, позорною.
И ласкал он меня, цаловал меня; Поцалуи его окаянные…
И услышав то, Кирибеевич Побледнел в лице, как осенний снег.
Прогневался гневом, топнул о землю.
И, увидев то, царь Иван Васильевич.
Прямо в левый висок со всего плеча.
На груди его широкой висел медный крест.
А поведай мне, добрый молодец.
На опричника смотрят пристально.
А потом всему народу русскому.
После белому Кремлю да святым церквам.
Поклонился прежде царю грозному.
И он стал меня цаловать-ласкать.
Горько-горько она восплакалась.
Смотрят очи мутные, как безумные.
Плачем плачут, всё не унимаются.
За прилавкою сидит молодой купец.
Твоему горю пособить постараюся.
Ну, мой верный слуга! я твоей беде.
Лишь одна не глядит, не любуется.
На святой Руси, нашей матушке, Прозывается Алёной Дмитревной.
Ох ты гой еси, царь Иван Васильевич! Не сияет на небе солнце красное,Не любуются им тучки синие:То за трапезой сидит во златом венце,Сидит грозный царь Иван Васильевич.Позади его стоят стольники,Супротив его всё бояре да князья,По бокам его всё опричники;И пирует царь во славу божию,В удовольствие свое и веселие. Улыбаясь царь повелел тогдаВина сладкого заморскогоНацедить в свой золоченый ковшИ поднесть его опричникам.– И все пили, царя славили. Лишь один из них, из опричников,Удалой боец, буйный.
Молодую жену и сирот твоих Из казны моей я пожалую.
И погнулся крест и вдавился в грудь.
Что растрепаны твои волосы, Что одёжа вся твоя изорвана?
Опостыли мне кони легкие, Опостыли наряды парчевые, И не надо мне золотой казны.
Вот об землю царь стукнул палкою, И дубовый пол на полчетверти Он железным пробил оконечником.
Не позорил я чужой жены, Не разбойничал ночью темною, Не таился от свету небесного…
Обманул тебя твой лукавый раб, Не сказал тебе правды истинной.
Когда всходит месяц – звезды радуются, Что светлей им гулять по поднéбесью; А которая в тучку прячется, Та стремглав на землю падает…
Постою за правду до последнева.
Сердца жаркого не залить вином,Думу черную – не запотчевать!
И дубовый пол на полчетвертиОн железным пробил оконечником
На щеках моих и теперь горят,Живым пламенем разливаютсяПоцалуи его окаянные…
На груди его широкой висел медный крестСо святыми мощами из Киева,И погнулся крест и вдавился в грудь.
Степан Парамонович,По прозванию Калашников.
Ты не дай меня, свою верную жену,Злым охульникам в поругание!
За прилавкою сидит молодой купец,Статный молодец Степан Парамонович.
И опричник молодой застонал слегка, Закачался, упал зáмертво; Повалился он на холодный снег, На холодный снег, будто сосенка, Будто сосенка, во сыром бору Под смолистый под корень подрубленная.
Уж зачем ты, алая заря, просыпалася? На какой ты радости разыгралася?
Над Москвой великой, златоглавою, Над стеной кремлевской белокаменной.
Прозываюся Кирибеевичем, А из славной семьи из Малютиной…
Не боюся я людской молвы, А боюсь твоей немилости.
Не найти, не сыскать такой красавицы: Ходит плавно – будто лебедушка; Смотрит сладко – как голубушка; Молвит слово – соловей поет; Горят щеки ее румяные, Как заря на небе божием.
Гей ты, верный наш слуга, Кирибеевич, Аль ты думу затаил нечестивую?
Опубликование поэмы встретило серьезные препятствия. Содержание произведения провозглашало право личности на свободу и независимость; под пером опального поэта эта идея звучала особенно остро.
Ты не дай меня, свою верную жену, Злым охульникам в поругание!
Статный молодец Степан Парамонович, По прозванию Калашников.
Про меня моим детушкам не сказывать. Поклонитесь дому родительскому, Поклонитесь всем нашим товарищам, Помолитесь сами в церкви божией Вы за душу мою, душу грешную!
Палач весело похаживает, Удалова бойца дожидается, А лихой боец, молодой купец, Со родными братьями прощается.
Размахнулся тогда Кирибеевич И ударил впервóй купца Калашникова, И ударил его посередь груди — Затрещала грудь молодецкая, Пошатнулся Степан Парамонович; На груди его широкой висел медный крест Со святыми мощами из Киева, И погнулся крест и вдавился в грудь; Как роса из-под него кровь закапала; И подумал Степан Парамонович: «Чему быть суждено, то и сбудется; Постою за правду до последнева!» Изловчился он, приготовился, Собрался со всею силою И ударил своего ненавистника Прямо в левый висок со всего плеча.
И услышав то, Кирибеевич Побледнел в лице, как осенний снег: Бойки очи его затуманились, Между сильных плеч пробежал мороз, На раскрытых устах слово замерло… Вот молча оба расходятся, Богатырский бой начинается.
Выходите-ка во широкий круг; Кто побьет кого, того царь наградит, А кто будет побит, тому бог простит!
Над Москвой великой, златоглавою, Над стеной кремлевской белокаменной Из-за дальних лесов, из-за синих гор.
Ай, ребята, пойте – только гусли стройте! Ай, ребята, пейте – дело разумейте! Уж потешьте вы доброго боярина И боярыню его белолицую!
И в ответ ему братья молвили: «Куда ветер дует в поднéбесьи, Туда мчатся и тучки послушные, Когда сизый орел зовет голосом На кровавую долину побоища, Зовет пир пировать, мертвецов убирать, К нему малые орлята слетаются: Ты наш старший брат, нам второй отец; Делай сам, как знаешь, как ведаешь, А уж мы тебя родного не выдадим.
Уж как завтра будет кулачный бой На Москве-реке при самом царе, И я выйду тогда на опричника, Буду нá смерть биться, до последних сил; А побьет он меня – выходите вы За святую правду-матушку. Не сробейте, братцы любезные!
Как увижу ее, я и сам не свой: Опускаются руки сильные, Помрачаются очи бойкие.
Гей ты, верный наш слуга, Кирибеевич, Аль ты думу затаил нечестивую? Али славе нашей завидуешь? Али служба тебе честная прискучила?
Неприлично же тебе, Кирибеевич, Царской радостью гнушатися; А из роду ты ведь Скуратовых И семьею ты вскормлен Малютиной!
Он железным пробил оконечником — Да не вздрогнул и тут молодой боец. Вот промолвил царь слово грозное, — И очнулся тогда добрый молодец.
На холодный снег, будто сосенка.
Между сильных плеч пробежал мороз.
Бойки очи его затуманились,Между сильных плеч пробежал мороз,На раскрытых устах слово замерло…
И головушка бесталаннаяВо крови на плаху покатилася.
Буду нá смерть биться, до последних сил;А побьет он меня – выходите выЗа святую правду-матушку.Не сробейте, братцы любезные!
Почивать не легли, не играть пошли.
Как увижу ее, я и сам не свой.
Сидит грозный царь Иван Васильевич.Позади его стоят стольники,Супротив его всё бояре да князья,По бокам его всё опричники.
Как возгóворил православный царь.
Вот нахмурил царь брови черные И навел на него очи зоркие, Словно ястреб взглянул с высоты небес.
Лишь один из них, из опричников, Удалой боец, буйный молодец, В золотом ковше не мочил усов; Опустил он в землю очи темные.
Да про смелого купца, про Калашникова.
Красно начинали – красно и кончайте, Каждому правдою и честью воздайте.
Над его безымянной могилкою. И проходят мимо люди добрые: Пройдет стар человек – перекрестится, Пройдет молодец – приосанится, Пройдет девица – пригорюнится, А пройдут гусляры – споют песенку.
Я топор велю наточить-навострить, Палача велю одеть-нарядить, В большой колокол прикажу звонить, Чтобы знали все люди московские, Что и ты не оставлен моей милостью…
Я скажу тебе, православный царь: Я убил его вольной волею, А за что про что – не скажу тебе, Скажу только богу единому. Прикажи меня казнить – и на плаху несть Мне головушку повинную; Не оставь лишь малых детушек, Не оставь молодую вдову, Да двух братьев моих своей милостью.
Вы моложе меня, свежéй силою, На вас меньше грехов накопилося, Так авось господь вас помилует!
Я скажу вам, братцы любезные, Что лиха беда со мною приключилася: Опозорил семью нашу честную Злой опричник царский Кирибеевич.
Ты не дай меня, свою верную жену, Злым охульникам в поругание! На кого, кроме тебя, мне надеяться? У кого просить стану помощи? На белом свете я сиротинушка.
Лишь не дай мне умереть смертью грешною: Полюби меня, обними меня Хоть единый раз на прощание!
Государь ты мой, красно солнышко, Иль убей меня или выслушай! Твои речи – будто острый нож; От них сердце разрывается. Не боюся смерти лютыя, Не боюся я людской молвы, А боюсь твоей немилости.
Чай, с сынками всё боярскими?.. Не на то пред святыми иконами Мы с тобой, жена, обручалися, Золотыми кольцами менялися!.. Как запру я тебя за железный замок, За дубовую дверь окованную, Чтобы свету божьего ты не видела, Мое имя честное не порочила…
Обернулся, глядит – сила крестная! Перед ним стоит молода жена, Сама бледная, простоволосая, Косы русые расплетенные.
Вот уж поп прошел с молодой попадьей, Засветили свечу, сели ужинать, — А по сю пору твоя хозяюшка Из приходской церкви не вернулася. А что детки твои малые Почивать не легли, не играть пошли — Плачем плачут, всё не унимаются.
И дивится Степан Парамонович: Не встречает его молода жена, Не накрыт дубовый стол белой скатертью, А свеча перед образом еле теплится.
Не поведал тебе, что красавица В церкви божией перевенчана, Перевенчана с молодым купцом.
Ну, мой верный слуга! я твоей беде, Твоему горю пособить постараюся. Вот возьми перстенек ты мой яхонтовый, Да возьми ожерелье жемчужное. Прежде свахе смышленой покланяйся И пошли дары драгоценные Ты своей Алёне Дмитревне: Как полюбишься – празднуй свадебку, Не полюбишься – не прогневайся.
Как увижу ее, я и сам не свой: Опускаются руки сильные, Помрачаются очи бойкие; Скучно, грустно мне, православный царь, Одному по свету маяться. Опостыли мне кони легкие, Опостыли наряды парчевые, И не надо мне золотой казны: С кем казною своей поделюсь теперь?
Государь ты наш, Иван Васильевич! Не кори ты раба недостойного.
Я убил его вольной волею,А за что про что – не скажу тебе,Скажу только богу единому.
Перед ним стоит молода жена,Сама бледная, простоволосая.
Ох ты гой еси, царь Иван Васильевич!Обманул тебя твой лукавый раб.
В церкви божией перевенчана,Перевенчана с молодым купцом.
Белинский подчеркивал, что политический смысл поэмы «свидетельствует о состоянии духа поэта.
Хоть единый раз на прощание!
По высокому месту лобному, Палач весело похаживает.
Ой, уж где вы, добрые молодцы? А кто будет побит, тому бог простит!
Закружилась моя бедная головушка. Смеючись, на нас пальцем показывали…
На святой Руси, нашей матушке, Прозывается Алёной Дмитревной.
Словно ястреб взглянул с высоты небес.
Куда ветер дует в поднéбесьи, За прилавкою сидит молодой купец,Статный молодец Степан Парамонович,По прозванию Калашников;Шелковые товары раскладывает,Речью ласковой гостей он заманивает,Злато, серебро пересчитывает.Да недобрый день задался ему:Ходят мимо баре богатые,В его лавочку не заглядывают. Отзвонили вечерню во святых церквах;За Кремлем горит заря туманная,Набегают тучки на небо, —Гонит их метелица распеваючи;Опустел широкий гостиный двор.Запирает Степан ПарамоновичСвою лавочку дверью дубовоюДа замком немецким со пружиною;Злого пса-ворчуна зубастогоНа железную цепь привязывает,И пошел он домой.
На святой Руси, нашей матушке, Не найти, не сыскать такой красавицы.
Лишь одна не глядит, не любуется, Не сияет на небе солнце красное,Не любуются им тучки синие:То за трапезой сидит во златом венце,Сидит грозный царь Иван Васильевич.Позади его стоят стольники,Супротив его всё бояре да князья,По бокам его всё опричники;И пирует царь во славу божию,В удовольствие свое и веселие. Улыбаясь царь повел.
Когда всходит месяц – звезды радуются, Не сияет на небе солнце красное,Не любуются им тучки синие:То за трапезой сидит во златом венце,Сидит грозный царь Иван Васильевич.
Не сияет на небе солнце красное,Не любуются им тучки синие:То за трапезой сидит во златом венце…
А уж мы тебя родного не выдадим.
Вышел я на страшный бой, на последний бой!» Над Москвой великой, златоглавою,Над стеной кремлевской белокаменнойИз-за дальних лесов, из-за синих гор,По тесовым кровелькам играючи,Тучки серые разгоняючи,Заря алая подымается;Разметала кудри золотистые,Умывается снегами.
И жил я по закону господнему: Не разбойничал ночью темною.
Горят очи его соколиные, Над Москвой великой, златоглавою,Над стеной кремлевской белокаменнойИз-за дальних лесов, из-за синих гор,По тесовым кровелькам играючи,Тучки серые разгоня.
И выходит Степан Парамонович, По прозванию Калашников.
И проходят мимо люди добрые: А пройдут гусляры – споют песенку.
А побьет он меня – выходите вы За святую правду-матушку.
И ласкал он меня, цаловал меня; Смеючись, на нас пальцем показывали…
От вечерни домой шла я нонече Оглянулася – человек бежит.
Ох ты гой еси, царь Иван Васильевич! В церкви божией перевенчана.
– И все пили, царя славили. А в груди его была дума крепкая.
Тучки серые разгоняючи, Заря алая подымается.
Валит белый снег, расстилается, Заметает след человеческий.
И навел на него очи зоркие, Да не поднял глаз молодой боец.
А лихой боец, молодой купец, Со родными братьями прощается.
Палач весело похаживает, Удалова бойца дожидается.
Не оставь молодую вдову, Да двух братьев моих своей милостью…
Вот молча оба расходятся, Богатырский бой начинается.
И услышав то, Кирибеевич Побледнел в лице, как осенний снег.
Не разбойничал ночью темною, Не таился от свету небесного…
Ни один боец и не тронулся, Лишь стоят да друг друга поталкивают.
Посылает Степан Парамонович За двумя меньшими братьями.
Горят щеки ее румяные, Прозывается Алёной Дмитревной.
Как увижу ее, я и сам не свой: Помрачаются очи бойкие.
Делай сам, как знаешь, как ведаешь, А уж мы тебя родного не выдадим.
Не родилась та рука заколдованная Ни в боярском роду, ни в купеческом.
Каждому правдою и честью воздайте.
Не шутку шутить, не людей смешить.
Присмирели, небойсь, призадумались! Лишь потешу царя нашего батюшку.
Трижды громкий клич прокликали — Ни один боец и не тронулся.
Лишь один из них, из опричников, В золотом ковше не мочил усов.
Ты наш старший брат, нам второй отец; А уж мы тебя родного не выдадим.
Говорила так Алёна Дмитревна, Горючьми слезами заливалася.
На кого, кроме тебя, мне надеяться? У кого просить стану помощи?
Как царицу я наряжу тебя, Станут все тебе завидовать
Ох ты гой еси, царь Иван Васильевич! Да про смелого купца, про Калашникова.
За прилавкою сидит молодой купец…
Уж ты где, жена, жена, шаталася? Что растрепаны твои волосы.
Статный молодец Степан Парамонович.
И головушка бесталанная Во крови на плаху покатилася.
Повалился он на холодный снег, На холодный снег, будто сосен.
И услышав то, Кирибеевич На раскрытых устах слово замер…
А зовут меня Степаном Калашниковым, Не позорил я чужой жен.
Горят очи его соколиные, На опричника смотрят пристально.
На святой Руси, нашей матушке, Горят щеки ее румян.
Словно ястреб взглянул с высоты небес На младого голубя сизокрылого.
Содержание произведения провозглашало право личности на свободу и независимость.
Что и ты не оставлен моей милостью…
Опостыли мне кони легкие, Не сияет на небе солнце красное,Не любуются им тучки синие:То за трапезой сидит во златом венце,Сидит грозный царь Иван Васильевич.Позади его стоят стольники,Супротив его всё бояре да князья,По бокам его всё опричники;И пирует царь во славу божию,В удовольствие свое и веселие. Улыбаясь царь повелел тогдаВина сладкого заморскогоНацедить в свой золоченый.
В удовольствие свое и веселие.
В удовольствие свое и веселие. Не сияет на небе солнце.
И казнили Степана Калашникова Над Москвой великой, златоглавою,Над стеной кремлевской белокаменнойИз-за дальних лесов, из-за синих гор,По тесовым кровелькам играючи,Тучки серые разгоняючи,Заря алая подымается;Разметала кудри золотистые,Умывается снегами рассыпчатыми,Как красавица, глядя в зеркальцо,В небо чистое смотрит, улыбается.Уж зачем ты, алая заря, просыпалася?На какой ты радости разыгралася? Как сходилися, собиралисяУдалые бойцы московскиеНа Москву-реку, на кулачный бой,Разгуляться для праздника, потешиться.И приехал царь со дружиною,Со боярами и опричниками,И велел растянуть цепь серебряную.
Как запру я тебя за железный замок, Мое имя честное не порочила…
И семьею ты вскормлен Малютиной!
Промеж тульской, рязанской, владимирской…
На чистом поле промеж трех дорог.
Схоронили его за Москвой-рекой.
Со родными братьями прощается.
Что и ты не оставлен моей милостью…
Чтобы знали все люди московские.
Торговать безданно, беспошлинно.
По всему царству русскому широкому.
Что ответ держал ты по совести.
Как роса из-под него кровь закапала.
И ударил впервóй купца Калашникова.
Побледнел в лице, как осенний снег.
Вышел я на страшный бой, на последний бой!
К тебе вышел я теперь, бусурманский сын.
А зовут меня Степаном Калашниковым.
Лишь стоят да друг друга поталкивают.
А кто будет побит, тому бог простит!
Кто побьет кого, того царь наградит.
Ай, ребята, пойте – только гусли стройте!
А уж мы тебя родного не выдадим.
Делай сам, как знаешь, как ведаешь.
Ты наш старший брат, нам второй отец.
А побьет он меня – выходите вы.
Уж как завтра будет кулачный бой.
Что лиха беда со мною приключилася.
Я скажу вам, братцы любезные.
Ты не дай меня, свою верную жен.
И домой стремглав бежать бросилась.
И ласкал он меня, цаловал меня.
Государь ты мой, красно солнышко.
Уж ты где, жена, жена, шаталася?
И он стал к окну, глядит на улицу.
Из приходской церкви не вернулася.
Что к вечерне пошла Алёна Дмитревна.
А свеча перед образом еле теплится.
Не накрыт дубовый стол белой скатертью.
По закону нашему христианскому…
Обманул тебя твой лукавый раб.
На святой Руси, нашей матушке.
И сказал ему царь Иван Васильевич…
Сердца жаркого не залить вином.
А в груди его была дума крепкая.
Опустил головушку на широку грудь
Опустил он в землю очи темные.
То за трапезой сидит во златом венце.
Про тебя нашу песню сложили мы.
Ох ты гой еси, царь Иван Васильевич! Про тебя нашу песню сложили мы.
Не оставь лишь малых детушек, Не оставь молодую вдову, Да двух братьев моих своей милостью…
Государь ты мой, красно солнышко, Иль убей меня или выслушай!
Чтобы свету божьего ты не видела, Мое имя честное не порочила
Не поведал тебе, что красавица В церкви божией перевенчана, Перевенчана с молодым купцом По закону нашему христианскому…
А прогневал я тебя – воля царская: Прикажи казнить, рубить голову.
СкуратовыхИ семьею ты вскормлен Малютиной.
Вот об землю царь стукнул палкою,И дубовый пол на полчетвертиОн железным пробил оконечником —Да не вздрогнул и тут молодой боец.
И казнили Степана Калашникова Смертью лютою, позорною; И головушка бесталанная Во крови на плаху покатилася.
И опричник молодой застонал слегка, Закачался, упал зáмертво; Повалился он на холодный снег, На холодный снег, будто сосенка, Будто сосенка, во сыром бору Под смолистый под корень подрубленная.
Не боюся смерти лютыя, Не боюся я людской молвы, А боюсь твоей немилости.
Как запру я тебя за железный замок, За дубовую дверь окованную, Чтобы свету божьего ты не видела, Мое имя честное не порочила…
Ну, мой верный слуга! я твоей беде, Твоему горю пособить постараюся.
Скучно, грустно мне, православный царь, Одному по свету маяться.
Содержание произведения провозглашало право личности на свободу и независимость; под пером опального поэта эта идея звучала особенно остро.
Перед кем покажу удальство свое?
Вышел я на страшный бой, на последний бой.