Ликвидация – сериал, снятый в жанре детектив, российской кинокомпанией. Впервые на экраны он вышел в далеком 2007 году и сразу получил популярность. Действия детектива разворачиваются в солнечной Одессе. Основной темой повествования является борьба тогдашней власти с преступностью в послевоенные времена. А также рассказывает подробности о деятельности маршала Жукова в этом деле. Сериал Ликвидация – цитаты и афоризмы представлены в данной подборке.
— Может тебя в какой детский дом определить? — Ага, сейчас, только разбег возьму.
— Давид Маркович, це не наши… — Я выясню! Я очень выясню!
Если что-то не получается, нужно просто убедить себя, что ничего делать не надо.
Всем три шага назад и дышать носом!
Ты не гони мне, Сеня, не гони. Здесь Уголовный розыск, а не баня. Нема ни голых, ни дурных.
Не расчесывай мне нервы! Их еще есть где испортить!
По сто пятьдесят и огурчик.
— Давид Маркович, это ж не по-джентльмэнски! Это ж честный куш! — Шо деньги, Саня? Деньги — мусор. Тебе вышак маячит!
Тише несите! Тише! Тише ж, кому сказала? Смотрите глазами! Вы ж его пошкрябаете!
— Дядька, а ты у них самый главный? — Ну вроде того. — И Гоцмана знаешь? — Я Гоцман. — Тю, Мишка Карась. — Гоцман. — А тебя правда пуля не берет? — Так я быстро бегаю, не поспевает.
Вот уважаю вас, но тьфу вам под ноги! За ваше каменное сердце!
— Вот. Вам цветы. — Зачем? — От меня Вам. — Спасибо, не надо. — Почему? — В очереди за хлебом не стоят с цветами. — А я могу Вам без очереди взять. — Давид Маркович, это глупо, я же Вам все сказала, а Вы настаиваете, зачем? — Вот что, Нора, вот Вам букет, и хотите — метите им улицу. Вечером жду Вас перед оперным театром. Будем оперу слушать. Всё!
— А накладная та — твоя работа? — Ой, опять за рыбу гроши! То не мой фасончик, Давид Маркович! — Ну хорошо, допустим. [Гоцман взял со стола поддельный паспорт Чекана] А это так твоё? — Моё. Пришел какой-то человек. Дал ксиву, дал портрет. Сказал, нашлёпни, шоб было — как на настоящем… Я нашлёпнул. — И человека ты, того, не знаешь? — В первый раз! — …и за Чекана ты того, не слышал? — Какого Чекана? — Скучаю, Родя. — Ой, а мне, думаете, весело?
— Давид Маркович! Там такая буча — город разнесут! — Ничего, Жуков новый выстроит.
— Считайте, легкая царапина. Пуля прошла под кожей. Ушиб грудины. Возможно, трещина в ребре. Но в целом, можно сказать, ему повезло. — Ему повезло?! Вот нескоро будет! Это мне повезло! Я б себе в жизни не простил, если бы упустил такой сочный фрухт! Шо? Ты, Родя, обойди всю Одессу от Ланжерона до Слободки — не найдёшь человека, шобы радовался за тебя, так как я это делаю! Даже твоя мама бы отдохнула! У меня ж до тебя разговоров — таки языка не хватит… — Я не знаю ничего! Я не знаю! — Конечно! Без второго слова! А я тебе поверил, Родя. А ты на горе на моем сыграл… Слизень ты ползучий!
А таки шо вы, начальник, хочите? У меня нету время, шобы сидеть здесь целый день для помолчать… Мне совсем не интересно! Но из уважения к дяде Ешту, я готов послушать за вашу просьбу.
— Есть квартирка на Преображенской… ой… на Советской Армии, хозяев нет, где – неизвестно, а мадам Короткая мается с двумя детями-паразитами у комнате неважного размера. Требуется только черкнуть: «Поддерживаю ходатайство». По-соседски. — Как мадам зовут? — Короткая. — Эммик, у нас есть майор Разный, до пары твоей Короткой, я ему передам твою просьбу. — А шож Вы не сами, Давид Маркович? — За отдел ОБХСС он отвечает, ему и карты в руки. — Я так понял, что вы возражаете… — Сильно возражаю… Так возражаю, Эммик, что будет время, я тебе ухи отвинчу.
— Давид Маркович, ну объясните хотя бы словом, шо там за закрутка вышла? За шо мы по морде получили? Мне ведь не жалко, но таки ж интересно! — Они, Леша, концерт устроили, шоб всех авторитетов накрыть разом. — И какой шлимазл это выдумал? — Жуков… — Так… Шлимазла беру обратно. И шо он не мог договориться, шоб они сами с ним встретились? — А он не для поговорить. Он их в заложники взял.
— Ну шо, доктор, слыхать? — Фима, закрой рот с той стороны. Дай доктору спокойно сделать себе мненье. — Хорошо, пожалуйста. — Мне не мешает. — Вот видели? Интеллигентный человек!
— Нора где? — Я знаю? — Ты кто? — Ой, Давид Маркович, вы меня не узнаёте? Я у вас в УГРО перед войной лекции по психологии читал. — Помню, помню, Петюня. Где Нора? — Може, спит? Хотя вы так стучите, что могла бы уже и проснуться… — Калитку закрой!
— Виталий, у тебя бывают дурные предчувствия? — Конечно, бывают. Это у нас называется — «интуиция». — У вас — интуиция, а у нас в Одессе — «задница горит».
— Семачка солёная! Лушпайки сами сплевуются! Семачка! Семачка! Семачка! Семачка! — За что семачка? — За пять. — Это больно! — Хай за три, но с недосыпом. — Давай за четыре с горкой.
— Шо ты ходишь здесь как скипидарный? Туда — сюда, туда — сюда! — Доктор сказал ходить — ходю! Полезно для здоровья!
Все умные, пора мне на покой…
Дава, я извиняюсь, но ты-таки босяк, некому задницу надрать. Пять пистолетов — не пачка папирос, они-таки стреляют. Ну ты же не окно в женской бане, зачем в тебе дырка?
— Ида Казимировна, Вы ударили нашего сотрудника утюгом, какая же это самооборона? — Не случилось, знаете ли, веера под рукой.
— Зря вы злитесь… — А я не баба, чтобы злобу по карманам прятать. — Тогда — мир? — Перемирие.
— Погоди, ты что, отказываешься выходить за меня? — Нет. — Тогда шо кобенишься?… Грубо сказал? — А я и не кобенюсь. — Тогда пошли!
— Обещал не доводить до вышака! Ты мамой клялся на свидетелях! — А я сирота, Сеня, и моя мама встретит тебя там хорошим дрыном, не говоря за тех, кого ты грохнул. Так что молись за двадцать пять, как та ворона за голландский сыр!
— Давид! Давид, вставай! Давид! Вставай, Давид! — Шо там? — Ничего. Тебя убили. — Да ты шо? Насмерть?
Дава, стой. Слушай, мы четыре года не замечали твой день рождения. Ты не хотел, я уважаю. А пятый я уже не хочу.
И не делай мне невинность на лице!
— Кто еще состоит в заговоре? — В каком заговоре? — А какой бывает заговор? — Бывает — от сглазу, от несчастной любви. Бывает… — Это в твоей прошлой жизни. А теперь один будет заговор — антисоветский…
Сема, верни награбленное в мозолистые руки. Тебе ещё с них кушать — сам подумай…
Доктор прописал мне спокойствие для сердца, и я буду спокоен. Значит или ты мне сейчас скажешь, что случилось, или я гэпну тебя в морду со всей моей любовью.
— И он ещё тявкать будет за закон! Я ж тебя лично, таки лично, предупреждал, что грызть буду вас, падаль! — Так ж сказали, сказали шо вас убили, а мы ж с вами договаривались… — Рано ты меня похоронил! Сначала я тебя сначала закопаю и кол осиновый вобью, шоб ты не вылез! Слышь ты, я уволюсь из УГРО, а пистолет оставлю! И буду стрелять вас по одному или душить голыми руками! Вот как меня вы довели!.
— А где у нас случилось? — Пара незаметных пустяков. Вам что-то захотелось, мадам Шмуклис? — Немножечко щепотку соли. Эмик, такое счастье, надыбал глоссика. — Скажите пожалуйста, два больших расстройства, надыбал глоссика? — Таки да. — Целого? Или одни плавнички? — Виляет хвостом как скаженный. — Так надо жарить. При такой густой жаре глоссик долго не выдержит. — А я за что?! Дак Эммик ухнул пачку соли в помойное ведро. — А шо, если помои посолить, они будут лучше пахнуть? — Ну я вас умоляю, Фима, вы же знаете за Эммика, он если не сломает, так уронит.
Не понял ты меня, Сеня. Ты думаешь, что умнее одесского раввина?
Мама, вы родили идиота!
— Дава? — Здравствуйте, тётя Ада. — Что Гута Израилевна? — Умерла, ещё до войны. — До войны? А я собралась к ней ехать… — Таки уже не спешите.
Шо вы кричите, мама, я понимаю слов!
Есть грамотные люди. Они не хотят, чтобы ихние портреты печатали в газете «Правда», таки имеют право.
За завтра, завтра поговорим.
Сеня, друг. Не дай бог, конечно… Что ты мне истерику мастеришь? Ты посмотри вокруг и трезво содрогнись. Ты уже себе наговорил на вышку, теперь тяни на пролетарское снисхождение суда, мудрое, но несговорчивое.
Родя, скажу тебе как родному. Я нет-нет, да думаю: может, я неправильно жил? Надо же брать деньги у богатых и давать их бедным, а таким, как ты, давать по морде. Чтобы у мире была красота и гармония…
Провожать не надо, дорогу знаю. Адью вам с кисточкой!
Так он с детства такие номера откалывал. На Пересипи как-то раз, три некрасивых пацана привстали на дороге как шлагбаум. Повытягали из карманов перья, кастеты и самые такие смелые стоят, с понтом на мордах сделать нам нехорошо. Так Дава ни разу не подумав, пожал им сходу челюсть. Они от такого здрасте, пообронили свой металлолом, схватили ноги в руки и до хаты, набрать таких ещё пять-шесть солистов для ансамбля.
Смачно приложился!
— Давид Гоцман, иди кидайся головой в навоз! Я вас не знаю. Мне неинтересно ходить с вами по одной Одессе. — Фима, ты говоришь обидно.
— Так что они у Вас взяли? — Сережки! Мне мама уши оторвёт. — Не оторвёт — мама добрая.