Книга Жестокий принц Холли Блэк - цитаты и афоризмы (500 цитат) 😎 Афоризмов Нет

Жестокий принц — это роман, написанный автором Холли Блэк. Книга рассказывает историю о семнадцатилетней Джуде Дюарт, которая живет в мире фей. События книги разворачиваются в мире полном интриг, предательств и опасности. Жестокий принц — это захватывающая и темная история о силе, выживании и борьбе за свое место в мире. Книга полна неожиданных поворотов сюжета и сложных, многогранных персонажей, которые заставляют читателя переживать их приключения и эмоции. Книга Жестокий принц Холли Блэк — цитаты и афоризмы в данной подборке.

Но нам всем хочется глупостей, и это еще не значит, что мы должны их совершать.

Если нельзя стать лучше их, стану намного хуже.

Жизнь – наша единственная реальная вещь. Наша единственная монета. На нее мы можем купить что хотим.

– Больше всего я ненавижу тебя за то, что думаю о тебе. Часто. Это отвратительно, но я ничего не могу поделать.

– А если хочешь попасть куда-то еще, то бежать нужно по крайней мере вдвое быстрее!

Видишь ли, чтобы остаться на месте, надо бежать со всех ног, – читает она. – А если хочешь попасть куда-то еще, то бежать нужно по крайней мере вдвое быстрее!

Странная вещь – амбиции. Их можно подхватить, как лихорадку, но избавиться от них непросто.

Больше всего я ненавижу тебя за то, что думаю о тебе. Часто. Это отвратительно, но я ничего не могу поделать.

Три сестры – необычная конфигурация. Одна всегда оказывается лишней.

– Если ты причинишь мне боль, плакать не стану. Отвечу тем же.

В мире фейри нет рыбных палочек, кетчупа, телевизора.

– Я умею околдовывать. Тебя же околдовала? Он закатывает глаза. – Не рассчитывай, что у остальных такой же извращенный вкус.

А что, если путь, которым я иду, – мой путь? Что, если у меня свой путь, не похожий на другие?

Вместо того чтобы бояться, я стану тем, кого боятся.

Только глупцы не боятся того, что страшно.

И все же сожалений нет. Ступив с края, я хочу лишь падения.

Все как всегда – скучно. Все хорошо.

Ступив с края, я хочу лишь падения.

Я стараюсь не смотреть на его длинные пальцы, скользящие по пергаменту, и борюсь с приступами слабости, когда он глядит на меня.

– Нет, ничего плохого. Не знаю, зачем именно он пришел, но руку мне поцеловал, прямо как в книжке. Было приятно. – В книжках ничего приятного не бывает. А если и бывает, то дальше случается что-то плохое. Потому что иначе было бы скучно, и эти книжки никто бы не читал.

– Но я не хочу гулять среди сумасшедших, – заметила Алиса. – Потому что иначе ты бы сюда не пришла.

Принц Кардан, шестой по старшинству сын короля Элдреда, идет через зал – прямо к нам.

– Ты действительно хочешь меня, – говорю я, чувствуя тепло его дыхания. – И тебе ненавистна эта мысль. – Я изменяю угол наклона клинка, и теперь он упирается ему в горло. Вопреки ожиданиям, его совсем не пугает это движение кинжала. Не сильнее, чем прикосновение моих губ к его губам.

Стою перед окном и представляю себя бесстрашным рыцарем или ведьмой, которая спрятала сердце в палец, а потом этот палец отрубила.

Своей жестокостью он в полной мере обязан старшему брату. В жестокости его растили, в нюансы жестокости посвящали, применению жестокости обучали. И как ни ужасен Кардан, теперь я понимаю, каким он может стать, и мне становится страшно.

Самый красивый из них – Кардан с черными, переливчатыми, как вороново крыло, волосами и скулами, заточенными словно нарочно, чтобы резать девичьи сердца. Его я ненавижу сильнее всех прочих. Ненавижу так, что порой забываю дышать.

Фейри – сумеречные создания, и я тоже стала такой. Мы встаем, когда тени становятся длиннее, и ложимся перед восходом солнца.

Я лгала, предавала и достигла триумфа. Хоть бы кто поздравил меня.

– В книжках ничего приятного не бывает. А если и бывает, то дальше случается что-то плохое. Потому что иначе было бы скучно, и эти книжки никто бы не читал.

Только глупцы не боятся того, что страшно.

Наступает момент, когда он сдается и привлекает меня к себе, несмотря на кинжал. Он целует меня крепко, с каким-то исступленным отчаянием, погрузив пальцы в мои волосы. Наши уста сливаются, языки переплелись. Это как борьба. Только мы боремся за то, чтобы проникнуть внутрь друг друга, влезть в чужую кожу.

Взрослые всегда чем-то обеспокоены и всегда о чем-то шепчутся.

Потому что ты, как история, которая еще не случилась и частью которой я хочу быть. Потому что хочу видеть, что ты будешь делать.

Оставаясь незаметным, ты имеешь немалые преимущества.

– Ты что сделала? – Отравила тебя. Не бойся. Доза достаточно маленькая. Будешь жить.– Чаша вина, – понимает он. – Но откуда ты знала, какую выберу я? – Я не знала, – отвечаю и одновременно думаю, что ответ ему понравится, несмотря на его самочувствие. Как раз такую стратегию он ценит превыше всего. – Яд был в обеих.

– Не возражаю, если привяжете одну руку, – вмешивается Кардан. – Но если собираетесь связать обе, то вам придется лить вино прямо мне в рот.

Я вспоминаю о Кардане, его длинных ресницах над блестящими, как уголь, глазами. Принц улыбался и злорадствовал, словно только и мечтал о том, чтобы мой кулак смял его рубашку. Словно если бы я ударила его, то лишь потому, что он заставил меня это сделать.

– Будь осторожна, – говорит он и улыбается. – Скучно будет просидеть здесь целый день только ради того, чтобы тебя убили.

Ты постоянно напоминаешь мне, что я простая смертная, а ты – принц Фейри. Ладно, позволь напомнить, что это значит: ты можешь потерять многое, а мне терять нечего.

Странная вещь – амбиции. Их можно подхватить, как лихорадку, но избавиться от них непросто.

Никогда, как и всегда, слишком сложное понятие для смертных.

– Желание – странная вещь. Удовлетворенное, оно мутирует. Получив золотую нить, мы хотим иметь и золотую иголку.

Его я ненавижу сильнее всех прочих. Ненавижу так, что порой забываю дышать.

Только глупцы не боятся того, что страшно.

Если ты причинишь мне боль, плакать не стану. Отвечу тем же.

– Отец, я то, что ты из меня сделал. В конце концов я стала твоей дочерью.

Ненавижу Тарин. Ненавижу Мадока. Ненавижу Локка. Ненавижу Кардана. Всех ненавижу. Просто моя ненависть недостаточно сильна.

– Потому что ты, как история, которая еще не случилась и частью которой я хочу быть. Потому что хочу видеть, что ты будешь делать.

– Мы вошли сюда, назвав твое кодовое имя, – шепчет она. Я даже не видела, как она прошла сквозь запертые двери. – Какое? – чувствую себя как никогда уставшей, и в ближайшие семь лет мне вряд ли удастся по-настоящему отдохнуть. Жду, что сейчас она скажет: «Лгунья». Она загадочно улыбается. – Как какое? «Королева».

Странная вещь – амбиции. Их можно подхватить, как лихорадку, но избавиться от них непросто.

Когда найти интересную историю не удается, я создаю ее.

И со временем, вопреки тому, что он сделал и кем был, я полюбила его. И люблю. Просто это такая не слишком привычная любовь.

Любой результат плана должен вести к победе.

Отец, я то, что ты из меня сделал. В конце концов я стала твоей дочерью.

Джуд Дуарте, дочь смертной плоти, я клянусь, что буду служить тебе. Я стану твоей рукой. Стану твоим щитом. Я буду действовать в согласии с твоей волей. И да будет так в течение одного года и одного дня… и ни минутой дольше.

Ты действительно хочешь меня, – говорю я, чувствуя тепло его дыхания. – И тебе ненавистна эта мысль. – Я изменяю угол наклона клинка, и теперь он упирается ему в горло. Вопреки ожиданиям, его совсем не пугает это движение кинжала. Не сильнее, чем прикосновение моих губ к его губам.

Я наклоняюсь к нему так близко, что могу поцеловать. Глаза его распахиваются. В них смешались паника и желание. Пьянящее чувство – обладание властью над кем-то. Над Карданом, про которого я никогда бы не подумала, что он вообще способен на чувства. – Ты действительно хочешь меня, – говорю я, чувствуя тепло его дыхания. – И тебе ненавистна эта мысль. – Я изменяю угол наклона клинка, и теперь он упирается ему в горло. Вопреки ожиданиям, его совсем не пугает это движение кинжала. Не сильнее, чем прикосновение моих губ к его губам.

Не сильнее, чем прикосновение моих губ к его губам.

– Я нервничаю, – объясняет он. – А когда нервничаю, постоянно улыбаюсь. Это мне помогает.

Это и есть митридатизм. Забавное словечко, да? Так называется процесс употребления яда для выработки иммунитета. Если сейчас я не умру, то потом убить меня будет труднее.

– Принц Даин был его отцом, а Лириопа – матерью. Оук – вот причина, по которой Мадок поддержал Балекина и решил убить Даина. А теперь он – тот ключ, который открывает дорогу к трону.

Выказывай силу через бессилие.

Достаточно ли сильно ты любишь, чтобы отказаться от меня? Разве это не испытание любви?

Вместо того чтобы бояться, я стану тем, кого боятся.

Нет смысла биться, если не намереваешься победить.

– Больше всего я ненавижу тебя за то, что думаю о тебе. Часто. Это отвратительно, но я ничего не могу поделать.

О чем Даин не знал, так это о моем умении выводить людей из себя.

Оказывается, если кто-то поцеловал, то мысль о возможности новых поцелуев становится навязчивой, как бы страшно ни было в первый раз. Прямо между нами в воздухе повисает воспоминание о губах.

По ночам мир людей выглядит так, словно он полон упавших звезд.

Прежде чем зайти по дороге шпионажа достаточно далеко, надо решить, есть ли тебе дело до добра.

Мне казалось, любовь случается, когда ее не ждешь, и падает как снег на голову.

– А как насчет тебя? – Я не это имела в виду. Вы с Никасией были… – Не знаю, как назвать. «Вместе» не совсем подходящее слово для этой зловещей и красивой пары, разрушающей чужие жизни и наслаждающейся этим.

Помню, я сказала, что я не чудовище и никогда не смогу сделать ему больно. Но, возможно, стать чудовищем – мое предназначение?

Он хватает меня за запястье. Я ошеломлена прикосновением его теплой руки к моей коже. – Будь осторожна, – говорит он и улыбается. – Скучно будет просидеть здесь целый день только ради того, чтобы тебя убили.

У меня привычка его бояться, и избавиться от нее я могу, лишь всадив стрелу ему в сердце.

У порога оглядываюсь и вижу, что Кардан проворно собирает карты со стола, но не сводит с меня мерцающих черных глаз.

Локк мягко тянет меня к себе. Его рука на моей талии. Он наклоняется, чтобы поцеловать меня, и все мои мысли улетучиваются.

Этот жуткий случай не первый, что я пережила и засунула в дальний уголок памяти. Только так я с этим и справляюсь, и если есть другой способ, то мне он неизвестен.

То, чего тебе недостает, не зависит от тренировок.

– Ты слабая, – говорю я. – Слабая и жалкая, а я… – Я зеркало, – кричит она. – Зеркало, в которое ты не хочешь смотреться.

В воздухе явственно пахнет бедой.

Я, может быть, и гадкий, но у меня есть одно достоинство – я не убийца. Просто хотел напугать тебя, но никогда не хотел убивать. Я никогда никому не желал смерти.

Достаточно ли сильно ты любишь, чтобы отказаться от меня? Разве это не испытание любви?

– Пора менять партнеров, – доносится до меня голос; я перевожу взгляд и вижу перед собой худшее, что только можно представить – Кардана.

Но если я не могу смеяться, то, может быть, не так уж все и хорошо.

Меня слегка ранит, что он так добр с нею. Видеть это не могу. Она смотрит на меня – пытается понять, почему это пожелание распространяется только на нее. А потом Кардан двигается прочь, и я с ним вместе. На другом краю зала замечаю Тарин, рядом с ней Локк. Глаза ее расширены, она пожирает глазами того, кто шагает рядом со мной. По ее лицу пробегает что-то очень похожее на негодование.

Но целовать Кардана – совсем другое дело; это все равно что бежать по лезвию бритвы, когда адреналин ударяет в голову; все равно что заплыть далеко в море и понять, что возврата нет, нет ничего, кроме холодной черной воды, смыкающейся у тебя над головой.

Да, скрывать боль он определенно научился.

Потом она затворяет дверь, оставляя меня наедине с моей судьбой.

Виви часто бывает эгоисткой, но относится к этому добродушно, никогда не унывает и пробуждает радостное себялюбие в других, так что с ней легко и весело.

Неспособность лгать фейри компенсируют хитростью, жульничеством, умолчанием и жестокостью. Искажение слов, далеко не безобидные розыгрыши, недомолвки, двусмысленность, скандалы, не говоря уже о мести друг другу за замшелые, полузабытые обиды.

Принц Балекин, перворожденный, и его компания, известная как Круг граклов, объединяет тех, кто предпочитает веселья и забавы и презирает все, что этому мешает.

Хочется стереть ухмылку с его рожи, но не получится. Похоже, он так и будет улыбаться до самой могилы.

Я слабая. Я хрупкая. Я смертная.

– Знаешь, что он сказал, когда узнал, что ты меня ударила? Сказал, что я заслужил большего.

Старший принц, Балекин, и его младший брат, Даин.

Но нам всем хочется глупостей, и это еще не значит, что мы должны их совершать.

Пристально смотрю на него. – Я умею околдовывать. Тебя же околдовала? Он закатывает глаза. – Не рассчитывай, что у остальных такой же извращенный вкус.

Не желаю быть им ровней. В душе я жажду превзойти их, стать лучшей.

В книжках ничего приятного не бывает. А если и бывает, то дальше случается что-то плохое. Потому что иначе было бы скучно, и эти книжки никто бы не читал.

Полюбила убийцу своих родителей; значит, могу полюбить кого угодно. Я хотела бы полюбить его.

Я поклялась, что стану хуже своих противников. Два убийства за одну ночь – неплохо для начала. Таким падением можно гордиться. Мадок и представить не мог, как сильно ошибается в отношении меня.

– Я не убийца, – отвечает, к моему удивлению, Кардан. Вот уж не думала, что этим можно гордиться.

Тарин права, что беспокоится. Я только что объявила войну.

– Ты смертная, – сообщает он. В другой руке у него опущенный вниз пустой кубок. – Тебе здесь небезопасно. Особенно если собираешься в каждого тыкать ножом.

Желание – странная вещь. Удовлетворенное, оно мутирует. Получив золотую нить, мы хотим иметь и золотую иголку.

– Думаешь, унизив, сможешь контролировать меня? – Я смотрю в черные глаза. – Так вот, ты – идиот. С тех пор как мы стали учиться вместе, ты из кожи вон лезешь, чтобы унизить меня, ущемить мою гордость. Я потворствовала твоему самолюбию, старалась не высовываться, ни во что не вмешивалась. Но тебе было мало, ты не оставлял нас с Тарин в покое, так что больше такого не будет. Ты не отделаешься от меня. Я и дальше буду бросать тебе вызов и позорить своей дерзостью и непокорством. Ты постоянно напоминаешь мне, что я простая смертная, а ты – принц Фейри. Ладно, позволь напомнить, что это значит: ты можешь потерять многое, а мне терять нечего. В конце концов ты можешь победить, можешь околдовывать меня, делать мне больно и унижать, но я позабочусь о том, чтобы ты потерял все, что я смогу отнять у тебя. Это я тебе обещаю, и это… – я бросаю ему его собственные слова, – это меньшее из того, что я могу сделать.

Может быть, когда родителей убили на моих глазах, внутри у меня что-то надломилось. Может быть, моя сломанная жизнь превратила меня в кого-то, кто способен делать грязные дела. Или, может быть, все дело в том, что я выросла в доме Мадока, у которого кровопролитие – семейный бизнес. Почему я такая? Из-за того, что он сделал с моими родителями, или из-за того, что он мой родитель?

Никасия ошибается насчет меня. Я не стремлюсь выступить на турнире не хуже других. Я хочу победить. Не желаю быть им ровней. В душе я жажду превзойти их, стать лучшей.

Это и есть митридатизм. Забавное словечко, да? Так называется процесс употребления яда для выработки иммунитета.

Друг мой дражайший, ты слышишь прощальные слова Лириопы. У меня три золотые птички. Три попытки доставить хотя бы одну в твои руки. Принимать противоядие уже поздно, а потому, если ты слышишь это, я оставляю тебе бремя моих секретов и последнее желание моего сердца. Защити его. Увези подальше от опасностей этого двора. Сбереги его и никогда, никогда не рассказывай правду о том, что случилось со мной.

Губы у многих испачканы золотом «невермор», сверкающего порошка столь сильной концентрации, что фейри от него цепенеют, а смертные обретают способность очаровывать друг друга.

Я старалась быть лучше их и проиграла.

Никогда, как и всегда, слишком сложное понятие для смертных.

Пусть смерть будет единственным твоим спутником.

«Никогда», как и «всегда», слишком сложное понятие для смертных.

На всех Виви; ее рука лежит на плечах ухмыляющейся смертной девушки с розовыми волосами. Похоже, Тарин не единственная, кто решил влюбиться.

Как и говорила Бомба, на одной из них вытянулся Кардан, он выглядит до отвращения привлекательным.

Мы смотрим друг на друга через стол. Кардан развалился в кресле и выглядит точь-в-точь как злобный принц. Интересно, он ждет, что я выстрелю?

Чем бы ни одарил тебя Локк, верность семье прежде всего.

– А как насчет тебя? Кардан бросает на меня странный взгляд. – Пока что Локк не пробовал меня соблазнить, если ты об этом. Думаю, я счел бы это оскорблением.

Знаешь ли ты, каково это, вернуться после битвы и обнаружить, что твоя жена мертва, как и твоя единственная наследница? Что твоя жизнь обратилась в пепел?

У нее есть Локк, но я здесь с принцем.

Он никогда не делал ничего такого, чтобы облегчить себе жизнь.

– Я ненавижу тебя потому, что твой отец тебя любит, хотя ты человеческое отродье, произведенное на свет его неверной женой, в то время как мои родители никогда обо мне не заботились, хотя я принц Волшебной страны. Я ненавижу тебя потому, что Локк использовал тебя и твою сестру, заставив Никасию плакать после того, как увел ее у меня. Кроме того, после турнира Балекин никогда не упускал случая бросить мне в лицо, что смертная оказалась лучше, чем я.

Кардан ухмыляется мне, словно всю жизнь мы с ним были закадычными друзьями. Я забыла, насколько он может быть обаятельным и как это опасно.

Это хорошо, потому что меч твой по праву и выкован для меня твоим отцом, Джастином Дуарте. Он же и дал ему имя.

Кардан стягивает рубашку, обнажая бледную спину с тонким узором едва заметных шрамов. Чувствую, живот как будто стягивает обруч. Сейчас его будут бить.

– Мышка-малышка, не верь его сладким речам.

То, чего тебе недостает, не зависит от тренировок.

Хочу почувствовать что-нибудь, кроме невнятного, смутного беспокойства. Хочу почувствовать больше, но с каждым разом чувствую меньше.

Локк подмигивает, словно признает, что попался, как будто у нас с ним какой-то общий секрет. Как будто на самом деле он не считает меня презренной, а мою смертность заразительной.

Его рука скользит по моему бедру. Я прищуриваюсь. – Ты меня по-настоящему ненавидишь. Не так ли? – спрашивает он, улыбаясь еще шире.– Почти так же, как ты меня, – отвечаю я, а сама думаю про листок, исписанный моим именем. Про то, как он смотрел на меня в зеленом лабиринте, когда напился. И про то, как смотрит сейчас.Кардан отпускает мою руку. – Пока мы снова не подрались, – поясняет он и отвешивает поклон, который я воспринимаю как насмешку.

– Ты этого хотела, не так ли? – спрашивает он. – Ради этого всем пожертвовала? Ну, давай. Все это твое.

Во мне рычит ярость – достаточно громко, чтобы заглушить все посторонние мысли.

Когда-то я спросила Кардана, достойна ли Локка. Его ответ эхом звучит в моей голове. «Вы идеально подходите друг другу». А фраза на коронации… Как он там сказал: «Пора менять партнеров. О… украл твою реплику?»

Не раскрывай свое владение кинжалом. Не раскрывай свою власть над чарами. Не демонстрируй все, что ты умеешь.

Ощущение такое, будто ты рассчитывала на предложение руки и сердца, а тебе навязывают роль любовницы.

Оказывается, если кто-то поцеловал, то мысль о возможности новых поцелуев становится навязчивой, как бы страшно ни было в первый раз.

Цветок романа безжалостно растоптан на корню.

– Никогда? «Никогда», как и «всегда», слишком сложное понятие для смертных.

Если даже, каким-то чудом, я превзойду их, я никогда не стану одной из них.

Локк берет мою руку – ту самую, которую уколол булавкой Кардан, – и целует кончики пальцев. – До завтра, – говорит он с поклоном.

О таком Кардане я могла только мечтать. Умоляющем. Униженном. Беспомощном.

Раньше не знала, как далеко смогу зайти. Теперь ответ, похоже, есть. Я пойду до конца, пока будет, куда идти. Даже слишком далеко.

Софи оглядывается, словно пытаясь убедить саму себя в том, что это просто лес, что в нем нет ничего магического, а раз так, то и все остальное самое обычное. Глупо, конечно. Все леса – магические.

Кардан решительно берет мою руку, мы шагаем вперед, и меня окатывает теплой волной, когда мы нога в ногу вступаем в зал. Должна быть честной перед собой: несмотря на мое предвзятое отношение, несмотря на то, что он несносен, Кардан все-таки радует меня.

Все будет как есть. Только еще более.

Живя в Фейриленде, вольно или невольно замечаешь, что все здесь пахнут вербеной или толчеными сосновыми иголками, высохшей кровью или молочаем.

Элдред – внук королевы Мэб из дома Зеленого вереска.

Подлинную власть нельзя подарить. Подлинную власть нельзя отобрать.

Принц Кардан, шестой по старшинству сын короля Элдреда, идет через зал – прямо к нам. Валериан, Никасия и Локк – три самых близких и верных друга – следуют за ним. Толпа расступается и умолкает, склоняясь перед ними в поклоне. Вид у принца, как всегда, сердитый, веки подведены сурьмой, в темных, как полуночное небо, волосах золотой ободок. На нем длинный черный камзол с высоким зазубренным воротником, расшитый узорами из небесных созвездий. Валериан в темно-красном, на манжетах поблескивают отполированные, но не ограненные рубины, каждый размером с каплю застывшей крови. Волосы у Никасии сине-зеленые, цвета океанской глубины, и украшены жемчужной диадемой. У замыкающего шествие Локка вид скучающий и усталый, волосы точь-в-точь по цвету лисий мех.

– Что ты думаешь насчет того, чтобы украсть корону? Прямо под носом у королей и королев Волшебной страны? Уголки ее губ приподнимаются. – Просто скажи, что я должна взорвать.

Желание – странная вещь. Удовлетворенное, оно мутирует. Получив золотую нить, мы хотим иметь и золотую иголку. Вот почему я и спрашиваю тебя, Джуд Дуарте, чего ты возжелаешь, если я допущу тебя в свой ближний круг?

Имел ли он в виду, что его интересует, как я поведу себя, если он разобьет мое сердце?

Ты стащила мальчишку – принца. Это твоя игра, если считаешь, что сумеешь выиграть.

Странно, что он ведет себя так, будто способен испытывать эмоции.

Оук немного странный, может быть, потому, что он фейри, а может, потому, что дети, к какому бы народу ни принадлежали, все странные.

Нет смысла биться, если не намереваешься победить.

Если хочешь моего совета, – с расстановкой произносит он, – то любовь, выросшая на страдании, не цветет буйным цветом.

Мы не умираем от старости, но, бывает, устаем от жизни.

Мне нравится, когда что-то происходит, когда история не стоит на месте. А когда найти интересную историю не удается, я создаю ее.

Представить Кардана плавающим в озере, прыгающим в воду и смеющимся над чем-то, что не касается чужих страданий, трудно, даже невозможно.

Думаю, он пытался флиртовать со мной. А я даже не помню, как решила его ударить.

Ненавижу так, что порой забываю дышать.

Я пойду до конца, пока будет, куда идти. Даже слишком далеко.

Проходя мимо, он треплет меня по голове. В такие мгновения почти можно убедить себя в том, что нас не разделяет река пролитой крови.

Вырви из сердца смертный сон,Ветры проснулись, листья вертят,Лики бледны наши, очи горят,Груди вздымает безумный гон. Руки вразмашку, разверзты рты,Кто ни увидит летящую рать,Тот позабудет отца и мать,Все позабудет, явь и мечты. Воинство мчит между ночью и днем,И зов их прекрасен как вечный сон. Уильям Батлер Йейтс. Воинство сидов.

Вот почему я не люблю эти истории: они показывают мою уязвимость. Как бы осторожна я ни была, рано или поздно я совершу еще одну ошибку. Я слабая. Я хрупкая. Я смертная. И вот это я ненавижу больше всего. Если даже, каким-то чудом, я превзойду их, я никогда не стану одной из них.

Вернешься, когда возвращение станет для тебя нелегким выбором.

– Вот и ты, – говорит Кардан, пока я устраиваюсь возле него. – Как проводишь праздничную ночь? Моя наполнена скучными разговорами о том, как голова принца Кардана будет смотреться на пике.

– Удивлен? – спрашиваю я и хищно улыбаюсь. Самый важный парень во всем Фейриленде – и мой враг – наконец-то в моей власти. Это даже круче, чем я думала. – Не стоит.

– Знаешь, что означает смертный? Оно значит рожденный умереть. Оно значит заслуживающий смерти. Вот ты какая. Вот что определяет тебя. Вот твоя суть. Смерть. И, однако ж, ты здесь. Стоишь на моем пути, противишься мне, а сама гниешь изнутри, порочная смертная тварь. Скажи мне, каково оно. Неужели ты и впрямь думаешь, что сможешь победить меня? Меня, принца фейри?

– Я видел много невозможного, – молвил незнакомец. – Видел желудь прежде дуба. Видел искру прежде пламени. Но вот такого не видел никогда: живую покойницу. Рожденного из ничего ребенка.

Набравшись смелости, опускаюсь в кресло. Ощущение такое, будто ты рассчитывала на предложение руки и сердца, а тебе навязывают роль любовницы.

– Наверное, у тебя здесь не найдется выпивки? – спрашивает Кардан. – Не думаю, что дальнейшие события доставят мне массу удобств, поэтому хотел бы оставаться пьяным, чтобы вынести их.

Я поклялась, что стану хуже своих противников. Два убийства за одну ночь – неплохо для начала.

Тогда, если уж мозг не знает покоя, отдохнет по крайней мере тело.

– Проклинаю тебя, – шепчет он. – Проклинаю тебя. Трижды тебя проклинаю. Раз уж ты убила меня, пусть твои руки всегда будут запятнаны кровью. Пусть смерть будет единственным твоим спутником. Пусть… – Его обрывает приступ кашля, а когда обрывается и кашель, он уже не шевелится. Глаза застывают под полуопущенными веками, но свет в них гаснет.

– У меня не было детей от Элдреда. Но у другой это почти получилось. После ее смерти ходили слухи, что, мол, ее отравил кто-то из принцев, чтобы избежать соперничества за престол. – Ориана внимательно наблюдает за мной своими розовыми глазами. Вероятно, речь идет о Лириопе.

Выказывай силу через бессилие.

Единственное, что вызывает некоторое удивление, – это нескладная романтическая поэма, написанная рукой принца Даина и посвященная неназванной женщине, о которой говорится лишь, что у нее волосы «цвета утренней зари» и «сияющие глаза».

Посоли пищу – и разрушишь чары. Выверни наизнанку чулки – и никто не собьет тебя с верного пути. Насыпь в карманы ягоды рябины – и разум твой чужому неподвластен будет.

Лорды, леди и ленники, правящие дальними дворами, уже прибывают, чтобы засвидетельствовать свое почтение новому Королю. Темные дворы и Светлые дворы, Свободные и Дикие. Подданные Верховного Короля дворов, с которыми заключено перемирие, пусть даже неустойчивое. Присутствовать будет даже Двор Подводного мира. Многие принесут клятву верности новому Королю в обмен на его мудрость и защиту, пообещают защищать его и, если потребуется, отомстить за него. А потом выкажут свое уважение неуемными гуляньями.

– А как быть, если в роду Зеленого вереска не будет детей? – Как только наследников останется меньше двух, – тут Дулкамара мягко улыбается – один, чтобы носить корону, другой, чтобы возложить на голову правителя, – власть Верховной Короны рухнет. И весь Эльфхейм освободится от принесенных клятв. Что потом? А кто же знает? Может быть, новый правитель изготовит новую корону. Может быть, вы снова станете воевать с меньшими дворами. Может быть, встанете под наши знамена на юго-западе. – Улыбка показывает, какой из перечисленных вариантов предпочла бы она сама.

Второй – миниатюрная, хрупкая девушка с крапчатой, как у косули, коричневой кожей. Волосы – белое облако вокруг головы, а на спине пара крохотных, как у бабочки, серо-голубых крылышек. В ней есть что-то от пикси и даже от импа.

Сухощавый, симпатичный фейри, отчасти похожий на человека, подмигивает мне и предлагает называть его Призраком. Волосы у него песочного цвета, что нормально для человека, но необычно для фейри, а уши слегка заостренные.

Натягиваю серые кожаные сапоги и тунику с вышитым шелком гербом Мадока – полумесяц, повернутый набок и напоминающий чашу, с которой стекает капля крови.

В центре Круга жаворонков танцует принцесса Эловин. Кожа ее сияет золотом, волосы отливают темной зеленью плюща. Возле нее играет на скрипке мальчик лет пятнадцати. Еще двое смертных подыгрывают ему, с меньшим мастерством, но с большим азартом, на укелеле. Младшая сестра Эловин, Кейлия, танцует неподалеку. Как и у отца, у нее шелковистые, цвета пшеницы волосы, украшенные цветочным венком.

Принц Даин, третий по рождению, самый младший, возглавляет Круг соколов. Здесь почитают рыцарей, воинов и стратегов.

Вторая по старшинству – принцесса Эловин. Ее приближенные составляют Круг жаворонков. Превыше всего они ценят искусство.

– Я приказал тебе. Почему ты не подчиняешься? Смотрю ему в глаза и заставляю себя улыбнуться. – Ты дважды имел преимущество передо мной и дважды не смог им воспользоваться. Попробуй еще раз – удачи.

– Я тебе уже говорил, как отвратительно ты сегодня выглядишь? – интересуется Кардан, откидываясь на спинку стула, покрытую искусной резьбой. Слова он произносит с теплой улыбкой, отчего вопрос кажется мне похожим на комплимент. – Нет, – отвечаю я, радуясь, что своим замечанием он вернул меня к действительности. – Скажи.

– Джуд, – зовет Локк, неожиданно касаясь моей руки, так что я вздрагиваю. Его лисьи глаза от удивления сощурены. – Кажется, я немного ревную тебя к Кардану, с которым вы шествовали рука об руку. Я на шаг отступаю.– У меня нет времени на такие разговоры.– Сама знаешь, ты мне нравилась, – говорит он. – И до сих пор нравишься.В этот момент в голову приходит мысль: а что, если я сейчас размахнусь и ударю его? – Уходи, Локк.

– Отец, я то, что ты из меня сделал. В конце концов я стала твоей дочерью. Мадок снова поднимает клинок, будто собирается напасть на меня в последний раз. Но меч выпадает из его руки, он падает и простирается на каменном полу.

Ложусь рядом с Карданом и гляжу на звезды. Будь у меня время, составила бы гороскоп и проследила свою удачу.

По его лицу видно, что ему на самом деле и стыдно, и страшно. И тут я понимаю, что и сама не знаю, чему верить. Я наклоняюсь к нему так близко, что могу поцеловать. Глаза его распахиваются. В них смешались паника и желание. Пьянящее чувство – обладание властью над кем-то. Над Карданом, про которого я никогда бы не подумала, что он вообще способен на чувства.– Ты действительно хочешь меня, – говорю я, чувствуя тепло его дыхания. – И тебе ненавистна эта мысль. – Я изменяю угол наклона клинка, и теперь он упирается ему в горло. Вопреки ожиданиям, его совсем не пугает это движение кинжала. Не сильнее, чем прикосновение моих губ к его губам.

Кардан заметно повеселел, поняв: что бы ни случилось дальше, оно откладывается. А может, он почувствовал облегчение при виде бутылки.

– Джуд, это ты Мадока можешь обмануть вежливой улыбкой, но я-то вижу оскаленные зубы.

– Опять что-то затеяла. Как же я устала от ее подозрений. – Вы всегда так думаете. Просто на этот раз оказались правы.

А если хочешь попасть куда-то еще, то бежать нужно по крайней мере вдвое быстрее!

– Если несколько бутылок случайно упадут в мою сумку, пока мы будем проходить здесь, разве в этом моя вина?

– Меня зовут Джуд Дуарте. Я родилась тринадцатого ноября 2001 года. Мой любимый цвет – зеленый. Мне нравятся туман, грустные баллады и изюм в шоколаде. Я не умею плавать. А теперь скажите, что из этого неправда? И вообще, солгала ли я в чем-то? Потому что самое главное во всем этом – невозможность отличить ложь от правды.

Его я ненавижу сильнее всех прочих. Ненавижу так, что порой забываю дышать.

Но нам всем хочется глупостей, и это еще не значит, что мы должны их совершать.

Выказывай силу через бессилие.

– Ты за ней смотри, – говорит мальчик нам вслед. – Серьезно, очаровательные служанки из людей опасны.

Я разрываюсь между симпатией к нему и желанием превратить его жизнь в сплошное страдание.

Я ненавижу тебя потому, что твой отец тебя любит, хотя ты человеческое отродье, произведенное на свет его неверной женой, в то время как мои родители никогда обо мне не заботились, хотя я принц Волшебной страны. Я ненавижу тебя потому, что Локк использовал тебя и твою сестру, заставив Никасию плакать после того, как увел ее у меня. Кроме того, после турнира Балекин никогда не упускал случая бросить мне в лицо, что смертная оказалась лучше, чем я.

«Никогда, как и всегда, слишком сложное понятие для смертных», – думаю я и злюсь на себя за то, что вспомнила Кардана.

Его рука скользит по моему бедру. Я прищуриваюсь. – Ты меня по-настоящему ненавидишь. Не так ли? – спрашивает он, улыбаясь еще шире. – Почти так же, как ты меня, – отвечаю я, а сама думаю про листок, исписанный моим именем. Про то, как он смотрел на меня в зеленом лабиринте, когда напился. И про то, как смотрит сейчас.

Чаша вина, – понимает он. – Но откуда ты знала, какую выберу я? – Я не знала, – отвечаю и одновременно думаю, что ответ ему понравится, несмотря на его самочувствие. Как раз такую стратегию он ценит превыше всего. – Яд был в обеих.

Ты и в самом деле прекрасна. Как же хорошо, что они не способны лгать.

Мы – дети трагедии. – Он качает головой, потом улыбается. – Не такое начало я планировал. Хотел угостить тебя вином, хлебом и сыром. Хотел сказать, какие чудесные у тебя волосы… словно вьющийся дымок, а глаза – точь-в-точь цвета лесного ореха. Думал, что сочиню для тебя оду, но я не слишком хорош в поэзии.

Он и должен выглядеть величественно. Я помогала подбирать одежды, помогала наряжать его, и все равно внешность принца производит на меня впечатление.

Дело в чем-то другом. Может быть, в ее бесстрашии и дерзости. Она ничего не боялась, даже магии.

Много лет, больше половины жизни, я сражаюсь с приступами паники. Когда ты постоянно на взводе и такое состояние кажется тебе нормальным и даже необходимым, это не очень хорошо. Но в данный момент я совершенно не представляю, как жить по-другому.

– Тогда скажи, от чего тебе станет легче. Скажи, и я все сделаю.

Очень хорошо. – Он сверлит меня злым взглядом. – Я ненавижу тебя потому, что твой отец тебя любит, хотя ты человеческое отродье, произведенное на свет его неверной женой, в то время как мои родители никогда обо мне не заботились, хотя я принц Волшебной страны. Я ненавижу тебя потому, что Локк использовал тебя и твою сестру, заставив Никасию плакать после того, как увел ее у меня. Кроме того, после турнира Балекин никогда не упускал случая бросить мне в лицо, что смертная оказалась лучше, чем я.

Принц Даин был его отцом, а Лириопа – матерью. Оук – вот причина, по которой Мадок поддержал Балекина и решил убить Даина. А теперь он – тот ключ, который открывает дорогу к трону.

Кардан заметно повеселел, поняв: что бы ни случилось дальше, оно откладывается. А может, он почувствовал облегчение при виде бутылки. – Ты можешь стать творцом королей, – замечает Призрак. – Это соблазнительно. Балекин останется в еще большем долгу перед твоим отцом.

Секунду-другую Кардан смотрит на меня глупыми, черными, как у вороны, глазами. Потом его губы кривятся в ухмылке. – Ты пожалеешь об этом. Думаю, он не понимает, насколько я зла и как приятно, когда в кои-то веки ты ни о чем не сожалеешь.

Ты очень красивая. Как зимняя ночь.

Смотрю опять на селки – они сдвинулись, и я замечаю кого-то рядом с ними. Серая кожа, синие губы, свисающие волосы и ввалившиеся глаза. Несмотря ни на что, узнаю ее. Софи. Я слыхала истории про мерфолков, живущих в Подводном королевстве и стерегущих утонувших моряков, но раньше в них не верила. Когда Софи шевелит губами, вижу ее острые зубы. По спине пробегает дрожь.

Просыпаюсь с тяжелой головой. Уснула, только когда выплакала все слезы, и вот теперь глаза опухли и покраснели, в висках стучит пульс. Прошлый вечер вспоминается как жуткий, лихорадочный кошмар. Сегодня уже не верится, что я проникла в дом Балекина и увела одну из его служанок. Еще меньше верится в то, что она предпочла утонуть, но не жить с памятью о фейри.

Интересный вопрос. Согласно легенде, сама корона не позволит возложить ее на голову того, кто не является наследником Мэб, но, как известно, сама эта династия весьма плодовита. Так что, если парочка потомков попытается забрать корону, у них вполне может получиться. Но самая опасная часть предприятия заключена вот в чем: корона проклята, и убийство того, кто ее носит, влечет смерть убийцы.

Кардан в расстегнутой белой рубашке лежит, откинув голову, на одеяле. Вечер только начался, а принц уже пьян. Какая-то рогатая, незнакомая мне девушка целует его в горло, а другая, с волосами цвета нарцисса, впилась губами в икру над верхом сапога.

В центре лабиринта дудка выводит озорную, буйную мелодию. В воздухе порхают лепестки белых роз. Компания собралась, гости едят и пьют за длинным банкетным столом, заставленным главным образом выпивкой: наливками, в которых плавают корни мандрагоры, сливовым вином, ликерами с добавкой лугового клевера и бутылки с золотистым «невермор».

Какая скука, – ворчит Валериан. – Пророчества – это для ведьм и малых народцев. Нам полагается постигать предметы более достойные. Если я намерен провести ночь на спине, то в самый раз постичь науку любви. Кто-то смеется.

– Точно, – соглашается Кардан, протягивая палец и скользя им по кромке моего уха. Оно округлое, понимаю я. Меня передергивает, от стыда я прикрываю глаза. Он продолжает говорить, но спохватывается и отдергивает руку.

Кардан направляется ко мне через комнату, и я понятия не имею, что он собирается сделать. Если снова поцелует, то, боюсь, меня опять охватят желание и унизительная дрожь, как в первый раз. Но он опускается передо мной на колени; я так поражена, что у меня в голове вообще не остается мыслей. Кардан берет мою руку в свою, его длинные прохладные пальцы обвивают мою ладонь.

Жестокие губы Кардана оказываются неожиданно мягкими. Но сам он какое-то время остается неподвижным, как стул. Глаза закрыты, ресницы касаются моей щеки. Я содрогаюсь – наверное, так корчится мертвец, когда на его могилу наступают. Потом его руки поднимаются и трепетно скользят по моим ладоням. Если бы я в таких вещах не разбиралась, то назвала бы это движение благоговейным, но я разбираюсь. Скользят медленно, потому что он сдерживает себя. Он этого не хочет. Он не хочет этого хотеть.

Кардан не поднимает взгляд, когда я обхожу стол и приближаюсь к нему. Упираюсь острием под подбородок, как делала это днем раньше в зале, и заставляю поднять голову вверх. Он неохотно смотрит мне в глаза. По его лицу видно, что ему на самом деле и стыдно, и страшно. И тут я понимаю, что и сама не знаю, чему верить.Я наклоняюсь к нему так близко, что могу поцеловать. Глаза его распахиваются. В них смешались паника и желание. Пьянящее чувство – обладание властью над кем-то. Над Карданом, про которого я никогда бы не подумала, что он вообще способен на чувства.– Ты действительно хочешь меня, – говорю я, чувствуя тепло его дыхания. – И тебе ненавистна эта мысль. – Я изменяю угол наклона клинка, и теперь он упирается ему в горло. Вопреки ожиданиям, его совсем не пугает это движение кинжала. Не сильнее, чем прикосновение моих губ к его губам.

– Что ты хочешь узнать? – Я нашла обрывок бумаги со своим именем, – говорю я. – Исписан моим именем вдоль и поперек – больше ничего.Он слегка вздрагивает, но молчит.– Итак? – поторапливаю я. – Это не вопрос, – ворчит он, словно рассержен. – Задай настоящий вопрос, и я отвечу.

Вздохнув, распускаю косы, пальцами взбиваю волосы, и они дикими космами падают на лицо. – Ты похожа… – начинает Кардан, потом замолкает и несколько раз моргает, словно не в состоянии завершить фразу. Пожалуй, фокус с волосами сработал лучше, чем он ожидал.

С каждым моим правильным ответом Кардан злится все сильнее и уже не скрывает своего неудовольствия: жалуется Локку – мол, какие скучные эти уроки, – высмеивает преподавателя.

За нашу умницу Джуд, напомнившую этому народцу, почему они до сих пор прячутся в своих курганах да холмах из страха перед свирепостью смертных.

– Нет, брат. Я этого не сделаю. Если бы у меня не было другой причины, чтобы выступить против тебя, я бы выступил тебе назло.

Должна быть честной перед собой: несмотря на мое предвзятое отношение, несмотря на то, что он несносен, Кардан все-таки радует меня.

Черные волосы обрамляют лицо Верховного Короля роскошными кудрями. Игра теней помогает заметить его худобу, длинные ресницы, безжалостную красоту лица. Я поражаюсь тому, насколько сильно он похож на настоящего короля Волшебной страны.

Пристально смотрю на него. – Мне надо отдать тебе распоряжение, – сообщаю я. – Ты не против?

– Уверена, что привела меня сюда только для разговора? Оказывается, если кто-то поцеловал, то мысль о возможности новых поцелуев становится навязчивой, как бы страшно ни было в первый раз. Прямо между нами в воздухе повисает воспоминание о губах.

« Вместе» не совсем подходящее слово для этой зловещей и красивой пары, разрушающей чужие жизни и наслаждающейся этим.

Я забыла, насколько он может быть обаятельным и как это опасно.

– Мне нравится хорошо делать свое дело, и эта работа дает такую возможность, – говорю я наконец, найдя честный ответ.

Возвращаясь к турнирному полю, где остались мои сестры, невольно вспоминаю шокированное лицо Кардана и улыбку на губах Локка. Не уверена, что волнительнее, а что опаснее.

Слишком молод, слишком слаб, слишком спесив.

– Больше всего я ненавижу тебя за то, что думаю о тебе. Часто. Это отвратительно, но я ничего не могу поделать.

Даже пьяный, он очень убедителен.

Ориана приседает в реверансе. Хотя Даин и Балекин стоят вместе, они часто не в ладах друг с другом и со своей сестрой Эловин, так что Двор то и дело разделяется на три соперничающих круга влияния.

– Ты хочешь сказать, если тебе сделают больно? – Я хочу сказать, если я причиню тебе боль.

Быть супругой Короля дело нелегкое. Опасность всегда рядом. И ты всегда пешка.

Он наклоняется и закрывает глаза. – Больше всего я ненавижу тебя за то, что думаю о тебе. Часто. Это отвратительно, но я ничего не могу поделать.

Огибаю стол и усаживаюсь напротив. Мне приходит в голову, что если убью его, то наконец перестану о нем думать. Убью и больше никогда не буду себя так чувствовать.

Своей жестокостью он в полной мере обязан старшему брату. В жестокости его растили, в нюансы жестокости посвящали, применению жестокости обучали.

Он на коленях, но покорным не выглядит.

Он целует меня крепко, с каким-то исступленным отчаянием, погрузив пальцы в мои волосы. Наши уста сливаются, языки переплелись. Это как борьба. Только мы боремся за то, чтобы проникнуть внутрь друг друга, влезть в чужую кожу.

– Мне положено представиться или изречь что-то умное?

Он произносит тост, от которого хохочут все лорды и дамы – «за сюрпризы и за преимущества появления на коронации в стельку пьяным».

Меня слегка ранит, что он так добр с нею. Видеть это не могу.

Кардан вздрагивает и старается поймать мой взгляд, но я будто не замечаю его.

– Конечно, – с горьким смехом произносит он секунду спустя. – Когда убивали мою семью, я просто упал в обморок. Трудно пасть еще ниже.

Я позволяю ему по-хозяйски держать меня за руку и вести.

– Ты похожа… – начинает Кардан, потом замолкает и несколько раз моргает, словно не в состоянии завершить фразу. Пожалуй, фокус с волосами сработал лучше, чем он ожидал.

– Он меня презирал. – Голос звучит спокойно, буднично. Принц будто забыл, где находится. – Балекин? – спрашиваю я, думая о том, что видела в Холлоу-Холле. – Мой отец. – Кардан фыркает. – Я почти не знаю остальных своих братьев и сестер. Разве это не забавно? Принц Даин – тот и видеть меня не хотел во дворце, поэтому выгнал.

Удивительно, он ведет себя так, словно всегда заботился о моей безопасности – в том смысле, чтобы обратить ее в опасность.

– Почти так же, как ты меня, – отвечаю я, а сама думаю про листок, исписанный моим именем. Про то, как он смотрел на меня в зеленом лабиринте, когда напился. И про то, как смотрит сейчас.

Его рука скользит по моему бедру. Я прищуриваюсь.

Он берет мою раненую руку в свою ладонь в черной кожаной перчатке. Сквозь тонкий шелк чувствую теплое пожатие. Принц одет в черный костюм, верхняя часть камзола покрыта отделкой из перьев ворона, а на башмаках заостренные металлические мыски. Первая мысль – он легко может нанести мне жестокий удар, когда мы станем танцевать. На голове у Кардана корона из переплетающихся металлических веточек, слегка сдвинутая набекрень. На скулах мазки темной серебристой краски, веки над ресницами подведены черным. Краска над левым глазом размазалась, похоже, он забылся и потер его.

– Ты хочешь сказать, если тебе сделают больно? – Я хочу сказать, если я причиню тебе боль.По коже бегут мурашки. Мне это не нравится. Но я по крайней мере знаю, что ответить. – Если ты причинишь мне боль, плакать не стану. Отвечу тем же.

Мы уже близко, когда я делаю открытие, от которого в жилах стынет кровь. Оказывается, посыльный изменил внешность. Он – женщина. Хвост – фальшивый, а вот длинный, приплюснутый нос – совершенно настоящий. Посыльный – один из шпионов Мадока.

В конюшне темно и холодно, вокруг ржут лошади, а Локк вдруг берет меня за руки. – Без тебя здесь все было бы не так.

– Потому что ты, как история, которая еще не случилась и частью которой я хочу быть. Потому что хочу видеть, что ты будешь делать. Комплимент или нет – не знаю, но, пожалуй, я его приму. Локк берет мою руку – ту самую, которую уколол булавкой Кардан, – и целует кончики пальцев.

Зато Локк наклоняется и помогает пареньку подняться. Друзья подхватывают несчастного и уводят, и именно в этот момент Локк поднимает голову. Его рыжевато-коричневые лисьи глаза встречаются с моими, и зрачки расширяются от удивления

Я лгала, предавала и достигла триумфа. Хоть бы кто поздравил меня. Хизер вздыхает и мечтательно улыбается Виви, когда мы грузим покупки в багажник ее «Приуса». По возвращении в квартиру Хизер достает из холодильника несколько кусков готового теста для пиццы и объясняет, как приготовить пироги каждому на его вкус.

– Ты меня по-настоящему ненавидишь. Не так ли? – спрашивает он, улыбаясь еще шире. – Почти так же, как ты меня, – отвечаю я

Пора менять партнеров, – доносится до меня голос; я перевожу взгляд и вижу перед собой худшее, что только можно представить – Кардана. – О, – говорит он Локку, – украл твою реплику?

Жизнь – наша единственная реальная вещь. Наша единственная монета. На нее мы можем купить что хотим.

Я кладу палец на спусковой крючок. Чувствую себя спокойно, восхитительно спокойно. Это слабость – позволить страху возобладать над амбициями, над интересами семьи, над любовью. Приятно чувствовать себя всесильной.

Приятно было обманывать меня? Нравилось чувствовать, что ты чем-то лучше? Нравилось, что он флиртует со мной, целует меня, а на тебе обещает жениться?

Мне хочется лупить Кардана по самодовольной роже, пока с нее не сойдет эта ухмылка.

Его пальцы уже сжимают мое горло, и в глазах, на границе поля зрения, начинает темнеть, но я спокойна и бью, лишь убедившись, что попаду, куда нужно. Вгоняю нож в грудь. В самое сердце.

«Пожалуйста, скажи, что все это мне только привиделось. Что этого не было на самом деле. Иначе я просто не смогу жить». Вспоминаю, как она собирала и опускала в карманы камешки. Я не слушала ее. Не хотела слушать. Хотела только спасти.

– Лови меня! – кричит он из последних сил, крутясь и вертясь в неугомонном экстазе детства.

Она вытирала мне нос и напоминала надевать чулки наизнанку, чтобы не потеряться в лесу.

«Когда найти интересную историю не удается, я создаю ее». Когда-то я спросила Кардана, достойна ли Локка. Его ответ эхом звучит в моей голове. «Вы идеально подходите друг другу». А фраза на коронации… Как он там сказал: «Пора менять партнеров. О… украл твою реплику?»

– Чаша вина, – понимает он. – Но откуда ты знала, какую выберу я? – Я не знала, – отвечаю и одновременно думаю, что ответ ему понравится, несмотря на его самочувствие. Как раз такую стратегию он ценит превыше всего. – Яд был в обеих.

Мне нехорошо. Мне плохо. Очень плохо.

Кардан поворачивается и смотрит на меня из-под полуопущенных век. Я вижу влажный блеск глаз. Девушка целует его в губы и просовывает руку под полу гофрированной рубашки, но он продолжает наблюдать за мной.

Кардан в расстегнутой белой рубашке лежит, откинув голову, на одеяле. Вечер только начался, а принц уже пьян.

Ты – ничтожество. Тебя все равно что нет.

Жизнь – наша единственная реальная вещь. Наша единственная монета. На нее мы можем купить что хотим.

– Любовь – дело благородное. – Наша старшая сестра качает головой. – Как может быть плохим то, что совершается во имя благородного дела? Я фыркаю. Тарин жует губу.

Да, ей было что терять. И мне есть что терять. Но что дальше?

Вместо того чтобы бояться, я стану тем, кого боятся.

– Это все? – требовательно спрашиваю я. – Потому что все, что ты сказал, нелепо. Ты не можешь меня ревновать. Тебе не пришлось жить по милости того, кто убил твоих родителей. Ты не лелеял свой гнев, без которого у тебя под ногами разверзается бездонный колодец страха. – Я резко замолкаю, удивляясь самой себе.

Это вовсе не означает, что он не любит Оука. Конечно, любит. И меня тоже любит. Он любил мою мать. Но он таков, каков есть. Мадок не может противиться своей натуре.

Из всех уроков, преподанных тебе, был один, кажется, который ты усвоила лучше всего. – Он в упор смотрит на меня. Мадок говорит о моей матери. О том, как он убил мою мать.

– Привет, – произносит Кардан, поднимая брови и посматривая на Таракана так, словно они сидят за чашкой чая.

Невольно усмехаюсь, но в остальном мое лицо подобно маске, холодной и жестокой, какую мне случалось видеть в ночных кошмарах. И только теперь осознаю, кому подражаю, чье лицо пугало меня и вызывало желание быть похожей. Его.

Нечасто мне доводилось испытывать такую пьянящую радость. Приходится сделать усилие, чтобы она не ударила в голову – это чувство крепче, чем вино.

Коронации – такое время, когда возможно многое.

У нее есть Локк, но я здесь с принцем.

Я умею околдовывать. Тебя же околдовала? Он закатывает глаза. – Не рассчитывай, что у остальных такой же извращенный вкус.

Только глупцы не боятся того, что страшно.

– Больше всего я ненавижу тебя за то, что думаю о тебе. Часто. Это отвратительно, но я ничего не могу поделать.

Кардан в бессильной ярости смотрит на меня. Потом, когда минута истекает, встает на ноги. В глазах горит знакомый гнев – ярко, как сигнальный костер, жарко, как угли, которые горячее любого пламени. На этот раз я заслужила гнев. Ведь обещала, что он удалится от Двора со всеми его махинациями. Обещала, что будет свободен от всего этого. И солгала.

Виви, в том, что я приняла не те решения и испортила себе жизнь, твоей вины нет. Но они еще пожалеют, что разозлили меня. Это я обещаю.

Наверно, я тоже могла бы предаться пьянству и разгулу в надежде произвести впечатление, но предпочитаю этого не делать.

Они красивы, как клинки, выкованные в некоем божественном пламени. Им дарована вечная жизнь. Волосы Валериана сияют, как полированное золото. Руки и ноги у Никасии длинные и совершенной формы, губы розовые, как кораллы, волосы цвета холодной морской глубины. Лисьеглазый Локк молча стоит за спиной Валериана с лицом, выражающим натасканное безразличие. Подбородок у него заостренный, как и кончики ушей. Самый красивый из них – Кардан с черными, переливчатыми, как вороново крыло, волосами и скулами, заточенными словно нарочно, чтобы резать девичьи сердца. Его я ненавижу сильнее всех прочих. Ненавижу так, что порой забываю дышать.

Здесь много говорят о чести, хотя в действительности их интересует власть.

Самый красивый из них – Кардан с черными, переливчатыми, как вороново крыло, волосами и скулами, заточенными словно нарочно, чтобы резать девичьи сердца.

Принц одет в черный костюм, верхняя часть камзола покрыта отделкой из перьев ворона, а на башмаках заостренные металлические мыски. Первая мысль – он легко может нанести мне жестокий удар, когда мы станем танцевать. На голове у Кардана корона из переплетающихся металлических веточек, слегка сдвинутая набекрень. На скулах мазки темной серебристой краски, веки над ресницами подведены черным. Краска над левым глазом размазалась, похоже, он забылся и потер его.

Локк улыбается и смотрит на меня лисьими глазами. Из рыжих кудрей торчат заостренные уши. С одной мочки свисает золотая сережка, и в ней, как в зеркале, отражается пламя свечей. Он действительно красив, но какой-то застывшей нечеловеческой красотой.

– Мой принц, – произносит маска. – Моя дверь, – с улыбкой отвечает он.

На нем длинный черный камзол с высоким зазубренным воротником, расшитый узорами из небесных созвездий.

Принц Даин, третий по рождению, самый младший, возглавляет Круг соколов. Здесь почитают рыцарей, воинов и стратегов. К этому кругу принадлежит, очевидно, и Мадок.

Народ Волшебной страны, может быть, и красив, но его красота наводит на мысль о шкуре убитого золотистого оленя, под которой кишат трупные черви и которая вот-вот прорвется от гноя.

«Я знала, кто он такой, – твержу я себе. – Я видела кровь, засохшую на его красном берете. И буду дурой, если позволю себе забыть это».

– А разве у тебя много врагов? – Для него я одна из тех девочек с нежными ручками и в бархатной юбочке. Девочка, у которой все по мелочам. – Не много. – Я вспоминаю тот презрительный взгляд, который бросил в меня Кардан в зеленом лабиринте. – Но они высокого качества.

Если бы я в таких вещах не разбиралась, то назвала бы это движение благоговейным, но я разбираюсь. Скользят медленно, потому что он сдерживает себя. Он этого не хочет. Он не хочет этого хотеть.

– Значит, он сделал тебе предложение. Пока убивали королевскую семью. Как романтично.

– Тарин ужасно себя чувствует, – продолжает Виви. – Да, – отвечаю я. – Некоторых тошнит от собственной праведности.

– И за Джуд, сделавшую мне сегодня подарок. За который я намерен ее отблагодарить.

Больше всего я ненавижу тебя за то, что думаю о тебе. Часто. Это отвратительно, но я ничего не могу поделать.

«О леди, ты прекрасна! О леди, ты опасна! О как же я скучаю по шалостям твоим. По волосам скучаю. И по глазам скучаю. И таю, умираю по бедрам твоим!»

Видишь ли, чтобы остаться на месте, надо бежать со всех ног.

Любит устраивать спектакль с собой в главной роли..

Кардан. Единственный, кто мог законно короновать Балекина. Единственный, не считая Балекина, оставшийся в живых потомок рода Гринбриаров, Зеленого вереска.

Мне бы торжествовать, видя врага таким униженным. Мне бы радоваться, что ему живется еще хуже, пусть даже он принц фейри, ублюдок, обреченный на вечную жизнь. Если бы мне сказали, что я увижу такое, я бы, наверно, захлопала в ладоши. Но сейчас, наблюдая за происходящим, я понимаю, что за его дерзостью прячется страх. Никто не хочет, чтобы о его страхах знали другие, и многие скрывают их за громкими словами. Нет, мое отношение к нему не меняется к лучшему, но впервые он кажется настоящим. Не хорошим – настоящим.

Возле конюшни останавливаюсь, прислоняюсь к стене и делаю несколько глубоких вдохов. Много лет, больше половины жизни, я сражаюсь с приступами паники. Когда ты постоянно на взводе и такое состояние кажется тебе нормальным и даже необходимым, это не очень хорошо. Но в данный момент я совершенно не представляю, как жить по-другому.

Мне хочется лупить Кардана по самодовольной роже, пока с нее не сойдет эта ухмылка.

В жестокости его растили, в нюансы жестокости посвящали, применению жестокости обучали.

Все остальные, дети фейрийской знати, едят хлеб с медом, джем из цветков бузины с печеньем, пироги и жареных голубей, сыр и виноград.

– Ты имеешь в виду из-за Кардана и его Двора придурков?

Принц Даин, третий по рождению, самый младший, возглавляет Круг соколов. Здесь почитают рыцарей, воинов и стратегов. К этому кругу принадлежит, очевидно, и Мадок. Здесь много говорят о чести, хотя в действительности их интересует власть. Клинком я владею хорошо, в стратегии тоже кое-что смыслю, чего мне недостает, так это шанса показать себя.

Когда за той Джуд приходили волки, то они ее сразу съедали, а приходили они всегда. Меня пугает сама мысль о том, что я была такой уязвимой. Но теперь я уверенно следую по тропе, на которой сама превращусь в волчицу.

Ребенком ты уже получила Истинное Видение. Ты понимаешь наши обычаи. Знаешь наши традиции. Посоли пищу – и разрушишь чары. Выверни наизнанку чулки – и никто не собьет тебя с верного пути. Насыпь в карманы ягоды рябины – и разум твой чужому неподвластен будет.

– Хватит. – На лице Кардана какое-то непривычно странное выражение. На скулах играют желваки.

Внезапно кто-то отшвыривает Валериана в сторону. Я кашляю и перекатываюсь на бок. Кардан стоит надо мной.

Элдред – внук королевы Мэб из дома Зеленого вереска.

Но я не хочу гулять среди сумасшедших, – заметила Алиса. – Ничего не поделаешь, – сказал Кот. – Мы все здесь сумасшедшие. Я – сумасшедший. Ты – сумасшедшая. – Почему вы думаете, что я – сумасшедшая? – спросила Алиса. – Потому что иначе ты бы сюда не пришла.

По очередности рождения Даин только третий, но это неважно. Преемника выбирает Верховный Правитель – так обеспечивается стабильность Эльфхейма. Корону для первой Верховной королевы, Мэб, изготовили в ее кузнице. Согласно преданию, кузнецом был некто Гримсен; из металла он мог изготовить что угодно: поющую птичку, скользящее по шее ожерелье, сдвоенный меч, который всегда попадает в цель. Выкованная чудесным образом, корона обладает магическими свойствами и переходит только от одного кровного родственника к другому по непрерывной династической линии. Вместе с короной переходят и клятвы всех, кто присягал ей. И хотя ее подданные собираются вместе при каждой новой коронации, чтобы подтвердить свою преданность, власть по-прежнему заключена в самой короне.

Во дворце короля Эльфхейма немало секретных альковов и скрытых коридоров, идеально подходящих для любовников и наемных убийц или любителей держаться в тени и откровенно скучающих на такого рода увеселениях.

Джуд, это ты Мадока можешь обмануть вежливой улыбкой, но я-то вижу оскаленные зубы.

То, чего тебе недостает, не зависит от тренировок.

Может быть, ты посвятишь меня сейчас в твои зловещие замыслы и подчинишь своей воле. Так вот, знай, сделать это будет совсем не трудно.

– Знаешь, нашу маму ты не спасешь. Ее уже нет. Чувство такое, словно мне отвесили пощечину. – Здесь не то… – Неужели? Разве не это ты делаешь? Разве та девушка не замещение мамы?

«Ты не убийца», – сказал Мадок. Но сейчас я чувствую, что могу ей стать, могу нести смерть.

Клинком я владею хорошо, в стратегии тоже кое-что смыслю, чего мне недостает, так это шанса показать себя.

Жизнь – наша единственная реальная вещь. Наша единственная монета. На нее мы можем купить что хотим.

Мне нужно только одно – уметь побеждать врагов. Вот и все. Он смотрит на меня удивленно. – А разве у тебя много врагов? – Для него я одна из тех девочек с нежными ручками и в бархатной юбочке. Девочка, у которой все по мелочам. – Не много. – Я вспоминаю тот презрительный взгляд, который бросил в меня Кардан в зеленом лабиринте. – Но они высокого качества.

В конце концов родиться смертным – это почти то же самое, что родиться уже мертвым.

По ее лицу вижу, как ей хочется, чтобы Мадок меня наказал, и как она почти уверена, что не накажет.

Дико видеть, что его несносное очарование действует даже на неодушевленный предмет.

– Скажи мне! Он наклоняется и закрывает глаза. – Больше всего я ненавижу тебя за то, что думаю о тебе. Часто. Это отвратительно, но я ничего не могу поделать. Я немею от удивления. – Может, тебе действительно стоит меня застрелить, – говорит он, закрывая лицо ладонью.

Поэтому «да» – давайте украдем королевство.

Больше всего я ненавижу тебя за то, что думаю о тебе. Часто. Это отвратительно, но я ничего не могу поделать.

Когда ты в последний раз видел своего дорогого друга Валериана?

Прекрасно, Джуд, дочь Мадока, я буду твоей марионеткой.

Потому что ты, как история, которая еще не случилась и частью которой я хочу быть.

Если бы у меня не было другой причины, чтобы выступить против тебя, я бы выступил тебе назло.

У меня с ним договор на год и один день. Один год и один день для того, чтобы заключить сделку на более длительный срок.

Жду, что сейчас она скажет: «Лгунья». Она загадочно улыбается. – Как какое? «Королева».

Мы оба знаем, в чем я сильнее, кто я такая. Я только что с мечом в руке гоняла сестру вокруг лестницы.

Думаю о будущем, каким я его представляла раньше, и о пропасти, разверзшейся у меня под ногами в настоящем.

Они пьют светло-зеленое вино и делают вид, что никогда и не пытались меня убить. Локк держит в руке мою руку. И я шпионю за ними всеми – во имя короля.

Понимаю, что угрожает он не мне, но кричит-то все равно на меня. И никакой страх не позволяет забыть, что как бы хорошо ни играл Мадок роль отца, именно он убил моих родителей.

Я хочу победить. Не желаю быть им ровней. В душе я жажду превзойти их, стать лучшей.

И люблю. Просто это такая не слишком привычная любовь.

Их рвет брильянтами, а когда они идут, то как будто ступают по лезвиям ножей.

– И поэтому ты меня ненавидишь? – настаиваю я. – Только поэтому? Лучшей причины не нашел? Сначала мне кажется, что он не собирается отвечать, но потом догадываюсь, что он не может лгать, а правду говорить не хочет.– Итак? – спрашиваю я, снова поднимая арбалет, очень довольная тем, что у меня есть повод еще раз подчеркнуть, кто здесь главный. – Скажи мне!Он наклоняется и закрывает глаза.– Больше всего я ненавижу тебя за то, что думаю о тебе. Часто. Это отвратительно, но я ничего не могу поделать.Я немею от удивления. – Может, тебе действительно стоит меня застрелить, – говорит он, закрывая лицо ладонью.

– Валериан предпринимал попытку убить меня. По-настоящему. Дважды. Сначала в башне, потом в моей комнате, в нашем доме. Кардан поднимает голову и застывает в напряженной позе, как будто только что узнал неприятную правду.– Когда ты сказала, что убила его, я подумал, что ты выследила его и… – Голос его прерывается, и он начинает снова: – Только дурак станет вламываться в дом генерала. Я оттягиваю ворот рубахи, чтобы он увидел следы пальцев Валериана, пытавшегося задушить меня.

– Ты мне надоел со своим «задай вопрос, и я отвечу». – Моя рука тянется к арбалету, но я пока не касаюсь его. Он вздыхает. – Просто спроси меня о чем-нибудь. Спроси про мой хвост. Хочешь на него посмотреть? – Он опять поднимает брови.

Пока я смотрю, хвост свивается дрожащими кольцами, трепыхается, как змея, и выдает главное: несмотря на надменный вид, Кардан ни в чем не уверен и испуган. Теперь понятно, почему он прячет эту штуку.

– Что насчет смертной? – окликает один из стражников. Кардан оборачивается. – Ах да, вы не совсем ошиблись во мне. Намерен урвать кое-что из наслаждений сегодняшнего праздника для себя, – объясняет он, и все они прыскают от смеха. С трудом сдерживаюсь, чтобы не сбросить шутника со ступенек, но спорить бессмысленно, за словом он в карман не лезет. Согласно причудливым правилам, которым подчиняется язык фейри, все сказанное им достаточно правдиво – если иметь в виду только слова.

– Мой отец. – Кардан фыркает. – Я почти не знаю остальных своих братьев и сестер. Разве это не забавно? Принц Даин – тот и видеть меня не хотел во дворце, поэтому выгнал. Не знаю, что сказать. Жду. Странно, что он ведет себя так, будто способен испытывать эмоции.

Я только что не смеюсь. Как мне повезло, что именно я его нашла. – Ты смертная, – сообщает он. В другой руке у него опущенный вниз пустой кубок. – Тебе здесь небезопасно. Особенно если собираешься в каждого тыкать ножом. – Мне небезопасно? – пропускаю мимо ушей нелепое заявление. Удивительно, он ведет себя так, словно всегда заботился о моей безопасности – в том смысле, чтобы обратить ее в опасность. Напоминаю себе, что сейчас он, должно быть, в шоке и сильно переживает и, возможно, поэтому ведет себя странно. Трудно лишь представить, что принц настолько неравнодушен к кому-то, что способен скорбеть. Сейчас ему, кажется, даже до себя нет дела. – Забирайся сюда, пока тебя не узнали.

Призрак тянется к моей руке и, прежде чем я успеваю убрать ее, сжимает запястье и указывает на бледные полумесяцы у основания ногтей. Я сглатываю, а потом, поскольку отпираться нет смысла, киваю.

– Как только наследников останется меньше двух, – тут Дулкамара мягко улыбается – один, чтобы носить корону, другой, чтобы возложить на голову правителя, – власть Верховной Короны рухнет.

– Отец, когда зачал тебя, был стар, и семя его было слабым. Потому и ты слаб. – Балекин кладет ладонь на шею брата. Жест вроде бы нежный, но Кардан вздрагивает и оказывается прижатым к полу. – Снимай рубашку и прими наказание. Мне бы торжествовать, видя врага таким униженным. Мне бы радоваться, что ему живется еще хуже, пусть даже он принц фейри, ублюдок, обреченный на вечную жизнь. Если бы мне сказали, что я увижу такое, я бы, наверно, захлопала в ладоши. Но сейчас, наблюдая за происходящим, я понимаю, что за его дерзостью прячется страх. Никто не хочет, чтобы о его страхах знали другие, и многие скрывают их за громкими словами. Нет, мое отношение к нему не меняется к лучшему, но впервые он кажется настоящим. Не хорошим – настоящим.

Потом Кардан берет меня за руку, и тепло его пальцев растекается по моей коже. Он укалывает булавкой мой большой палец, я ойкаю и сую палец в рот, ощущая языком металлический привкус крови. – Приятной прогулки.

– Хватит, – резко вмешивается Локк и, взяв меня за руку, поднимает на ноги. – Я отведу ее домой. – Неужели? – Кардан вскидывает брови. – Только сейчас собрался? Интересное выбрал время. Любишь пробовать, да перебрать не хочешь.– Мне не нравится, когда ты такой, – понизив голос, говорит Локк. Кардан вытаскивает из лацкана булавку, изящную, тонкой работы вещицу в форме желудя с дубовым листком. В голове мелькает шальная мысль, что он отдаст булавку Локку, чтобы тот не забирал меня отсюда. План Локка представляется мне совершенно.

Внезапно кто-то отшвыривает Валериана в сторону. Я кашляю и перекатываюсь на бок. Кардан стоит надо мной. Слезы вперемешку с соплями бегут по моим щекам, но меня хватает только на то, чтобы, лежа на земле, выплевывать кусочки приторно-сладкой мякоти. Почему я плачу? Не знаю. – Хватит. – На лице Кардана какое-то непривычно странное выражение. На скулах играют желваки. Я смеюсь.

– Я могу делать все, что хочу, – тем же надменным тоном отвечает она. Остальные взирают на нас в полном изумлении, а Эльга даже прикрыла рот ладонью. Смотрит издалека и Кардан, и по выражению лица ясно, что своим поступком Никасия совсем ему не угодила. Все то время, что я нахожусь среди них, никто не позволял себе переступать определенные границы. Когда нас с сестрой столкнули в реку, этого никто не видел. Так или иначе, я живу в доме генерала и нахожусь под его защитой. Кардан еще мог бы набраться смелости и бросить ему вызов, но остальные, как мне представляется, если и решились бы нанести удар, то только исподтишка.

– Я согласен с Валерианом. Урок скучен. Зажгите лампы и начните другой, более достойный и полезный. Ноггл держит долгую паузу. – Да, мой принц, – говорит он наконец, и все световые шары вокруг нас вспыхивают.

– Какая скука, – ворчит Валериан. – Пророчества – это для ведьм и малых народцев. Нам полагается постигать предметы более достойные. Если я намерен провести ночь на спине, то в самый раз постичь науку любви. Кто-то смеется.– Хорошо, – уступает Ноггл. – Тогда скажи мне, какое небесное событие предвещает успех в любви?– Раздевание, – отвечает Валериан под еще более громкий смех. – Когда девушка снимает платье. – Эльга? – Наставник обращается к девушке с серебристыми волосами, смех которой напоминает звук бьющегося стекла. – Можешь ответить? Похоже, его неудача в любви и объясняется незнанием.

Может быть, скажешь, что заставило тебя ворваться сюда. За кого ты меня приняла? – Ни за кого, – быстро отвечаю я.Он выпрямляется, садится повыше, будто вдруг увидел во мне что-то интересное.– Подумал, что, может быть, тебе досаждает кто-то из моих братьев.Качаю головой.– Ничего подобного.– Поразительно. – Он говорит так, словно высказывает мне комплимент. – Я, конечно, знаю, что люди умеют лгать, но то, что делаешь ты, невероятно. Повтори еще раз.Кровь бросилась в лицо.– Я не… я… – Сделай это еще раз, – повторяет он. – Не бойся.

– А тебе какое дело? – Слова вылетают как плевок. Под его жалостливым взглядом я чувствую себя совсем несчастной. Локк прислоняется к фонтану, неторопливо растягивая губы в ленивую улыбку.– Забавно, вот и все.– Забавно? – вскипаю я. – Тебе забавно?Он качает головой. – Нет. Забавно, как ты задела его за живое.

– Встань на колени. – Кардан так доволен собой, что смотреть противно. Ярость каким-то странным образом перетекла в нескрываемое злорадство. – Проси прощения. Сделай как на сцене. Чтобы было достойно меня. Другие дети знати, все в своих подбитых туниках и с мечами в руках, окружили нас и смотрят, надеясь повеселиться над моим унижением. Этого шоу они и ждали с того момента, когда я подошла к нему. Это уже не игра в войнушку, это – по-настоящему.

– Ты сегодня смирная. Это сестра тебя убедила? Она так жаждет нашего одобрения. – Он подцепляет ногой комок земли. – Думаю, если бы я пожелал, она покаталась бы со мной прямо здесь, на травке, пока ее белое платье не сделалось бы зеленым, а потом еще благодарила бы за оказанную честь. – Он хищно улыбается и наклоняется ко мне, будто бы делясь каким-то секретом. – Хотя я и не был бы первым, кто пачкает ее платье.

– Его детям надоело ждать. – Губы Виви кривятся в злобной усмешке. – Старик зажился. Лицо Мадока накрывает тень гнева. Мы с Тарин не смеем дразнить его из опасения, что генеральское терпение не беспредельно, но Виви – знаток в таких делах. Когда он отвечает, я вижу, каких усилий ему стоит не дать волю чувствам.

Кардан поднимается с трона. – Иди занимай место.

– Короную тебя. – Детский голос звучит неуверенно. – Королем. Верховным Королем Волшебной страны. – Он смотрит на Виви, потом на Ориану. Ждет, пока кто-нибудь скажет, что он все сделал хорошо, что он справился.

– Джуд, – просто отвечаю я, потому что имена не властны над смертными.

– Двор Бабочек – разветвленный, традиционно относится к Неблагим Дворам.

– Неблагой двор, повелитель тьмы, выйди и отметь своего принца, – говорит Вал Морен. Какая-то богган неуклюже проходит к помосту. Тело ее покрыто густыми золотистыми волосами, длинные руки волочились бы по земле, если бы она не сгибала их. Вид у нее внушительный, и сломать принца Даина пополам ей бы не стоило больших трудов. Нижнюю часть тела прикрывает пошитая из кусков меха юбка, а в руке богган держит что-то похожее на большую чернильницу. Подцепив левой рукой сгустившуюся кровь, она обмазывает принцу живот и левую ногу. Он стоит неподвижно. Закончив, богган отступает, осматривает Даина, словно любуясь своей жутковатой работой, и кланяется Элдреду.– Благой двор, сумеречный народ, выйди и отметь своего принца, – провозглашает сенешаль.Крохотный на вид мальчонка в покрывале, напоминающем березовую кору, и с торчащими во все стороны волосами направляется к помосту. На спине у него зеленые крылышки. Он помечает принца с другой стороны, нанося широкие полосы густой, желтой, как сливочное масло, пыльцой.– Дикие фейри, застенчивый народ, выйдите и отметьте своего принца. На этот раз вперед выходит хоб в опрятном, аккуратно пошитом костюмчике. Двумя пригоршнями грязи он помечает центр груди принца Даина, прямо над сердцем.

Придворный поэт и сенешаль, Вал Морен, сходит с помоста по боковым ступенькам. Согбенный, худой как щепка, с длинными волосами и вороном на плече, он опирается на деревянный посох со свежим ростком. Говорят, его еще в юности сманили сюда из мира смертных, и я спрашиваю, что же он будет делать среди фейри без своего короля.

Рута Серебряная, отрезавшая свой остров Новый Авалон от побережья Калифорнии, беседует с сыном изгнанного Алдеркинга Северином. Последний может попытаться заключить союз с новым Верховным Королем или присоединиться ко двору лорда Ройбена.

Твой отец был интересный человек. Ты, наверно, думаешь, что я не знал его, но он часто бывал в моем доме, старом доме, том, который они сожгли. Мы пили медовое вино в саду. Втроем. Он говорил, что с детства любит мечи. Когда ему было примерно столько, сколько тебе сейчас, он убедил родителей позволить ему построить первую кузницу на заднем дворе. В колледж он не пошел, а отыскал кузнечных дел мастера и поступил к нему учеником. Потом устроил так, чтобы его познакомили со смотрительницей музея. Она позволяла ему оставаться в музее после работы и осматривать старинное оружие.Но потом узнал, что есть клинки, выковать которые способны только фейри, и стал искать нас. Сюда он пришел уже хорошим мастером, а ушел отсюда одним из лучших. Плохо то, что он повсюду хвастал, что, мол, украл не только наши секреты, но и жену. В конце концов это дошло до Балекина, а уж он рассказал мне.

– Это хорошо, потому что меч твой по праву и выкован для меня твоим отцом, Джастином Дуарте. Он же и дал ему имя. У меня перехватывает дух. Никогда раньше я не слышала, чтобы Мадок произносил вслух имя моего отца. Мы никогда не говорим о том, что Мадок убил моих родителей. Мы обходим эту тему. И уж конечно, мы не говорим о том времени, когда они были живы.– Его выковал мой отец, – осторожно, чтобы ничего не упустить, повторяю я. – Значит, он был здесь, в Фейриленде? – Да. И провел здесь несколько лет. У меня мало что от него осталось. Я нашел лишь две вещи: одну – для тебя, а другую – для Тарин. – Он хмурится. – Здесь твоя мать и познакомилась с ним. А потом они вместе сбежали в мир смертных.

Я не знаю, что ответить, – в памяти еще свежо проклятие Валериана. Может быть, когда родителей убили на моих глазах, внутри у меня что-то надломилось. Может быть, моя сломанная жизнь превратила меня в кого-то, кто способен делать грязные дела. Или, может быть, все дело в том, что я выросла в доме Мадока, у которого кровопролитие – семейный бизнес. Почему я такая? Из-за того, что он сделал с моими родителями, или из-за того, что он мой родитель?

Я выросла на скотобойне. Я училась этому. Мое главное детское воспоминание – пролитая кровь.

– До того, как стать женой Мадока, я была супругой Короля Элдреда.

Темные дворы и Светлые дворы, Свободные и Дикие.

Кем я стану, если меня не будут трогать ни смерть, ни боль, ни все остальное? Если отступлюсь от всего и всех?

Открываю шкафчик, там выстроились двенадцать свечей, все цвета бычьей кожи и с золотым оттиском личного герба Балекина – три смеющихся черных дрозда.

– Что, если кто-то пытается захватить корону? Кардан бросает взгляд в мою сторону. Хочу ответить ему тем же, но перед глазами стоит вчерашняя картина: принц на одеяле и девушки вокруг. К щекам снова приливает кровь, и я опускаю глаза. – Интересный вопрос. Согласно легенде, сама корона не позволит возложить ее на голову того, кто не является наследником Мэб, но, как известно, сама эта династия весьма плодовита. Так что, если парочка потомков попытается забрать корону, у них вполне может получиться. Но самая опасная часть предприятия заключена вот в чем: корона проклята, и убийство того, кто ее носит, влечет смерть убийцы.

– В некоторых нижних дворах троном может завладеть убийца короля и королевы, – говорит Дулкамара и добавляет, что сама она принадлежит ко Двору термитов, который пока еще не встал под знамя Элдреда. Доспехов на ней нет, но держится она так, словно носить их ей доводилось. – Именно поэтому Королева Мэб договорилась со свободными фейри изготовить корону, которую носит сейчас Король Элдред и которая может переходить только ее потомкам. Завладеть ею силой весьма мудрено. – Тут она свирепо ухмыляется.

Румяный гриб? О нем упоминалось в письме королевы Орлаг, которое я нашла в доме Балекина. Пытаюсь убедить себя, что в записке речь не могла идти об отравлении матери Локка, что у Балекина нет мотива, ведь Король уже назвал Даина своим преемником. Но как ни стараюсь, не могу не думать, что такая возможность есть и что мать Никасии приложила руку к смерти матери Локка.

– Ему, конечно, хотелось бы убедить тебя, что он наш лидер, но Никасия больше любит власть, мне нравится драма, а Валериану – насилие. Кардан обеспечивает нас и первым, и вторым, и третьим. – Драма? – эхом повторяю. – Мне нравится, когда что-то происходит, когда история не стоит на месте. А когда найти интересную историю не удается, я создаю ее. – Вид у него в этот момент как у настоящего трикстера.

Я слежу за каждым ударом, за каждым вздрагиванием. Ничего другого не остается. Можно закрыть глаза, но нельзя заткнуть уши. И одно, и другое ужасно, а хуже всего пустое лицо Кардана и его бесстрастные, холодные, как свинец, глаза. Своей жестокостью он в полной мере обязан старшему брату. В жестокости его растили, в нюансы жестокости посвящали, применению жестокости обучали. И как ни ужасен Кардан, теперь я понимаю, каким он может стать, и мне становится страшно.

Два шага, и вот уже Балекин рядом с братом. Как же они похожи. И у одного, и у другого чернильно-черные волосы, хищные глаза, надменное выражение лица. Но за спиной старшего десятилетия опыта, и он, легко обезоружив брата, толкает его на пол.

Вдоль стен тоже книги, в том числе и те, что имеются в библиотеке Мадока. Останавливаюсь перед стеллажом, стою, хмурясь, потом опускаюсь на колени. В самый уголок засунута книга, которую я знаю, но которую никак не ожидала увидеть здесь – «Алиса в Стране чудес и Алиса в Зазеркалье» в одном томе. Точно такую книгу читала нам мама в том мире, мире смертных.

Для поездки в Холлоу-Холл решаю взять одну из жаб, поскольку разъезжать на конях с серебряными копытами дозволено только джентри. Возможно, слугам вообще положено перемещаться лишь пешком, но жаба по крайней мере не так бросается в глаза, как лошадь.

Людей-слуг в доме Мадока мы не видели, но в других частях Фейриленда они встречаются. Это акушерки, принимающие детей, рожденных в смешанных браках. Ремесленники, проклятые или благословенные талантом. Няни, кормящие грудью болезненных или хилых младенцев фейри. Похищенные дети, не допущенные, как мы, к обучению с детьми знати. Попадаются и просто любители магии, которые не против выполнить ту или иную тяжелую работу в обмен на исполнение желания. Когда наши дорожки пересекаются, я всегда пытаюсь завести с ними разговор. Иногда наши желания совпадают, но бывает и наоборот. У большинства тех, кто выполняет работу попроще, память изменена, и они считают, что трудятся в лечебном заведении или в доме какого-то богача. По возвращении домой – Мадок уверяет меня, что возвращаются все, – с ними расплачиваются, а некоторые еще и получают подарки: удачу, сияющие волосы или способность угадывать правильные номера в лотерее. Но есть и другие люди, те, кто заключает плохую сделку или каким-то образом обижает фейри, обижать которого не следует, и вот с ними обходятся не очень хорошо. Мы с Торин слышали истории – не предназначавшиеся для наших ушей, – о людях, которые спят на каменном полу и едят отбросы, полагая, что покоятся на пуховых перинах и вкушают изысканные кушанья, о людях, обезумевших от эльфийских фруктов. По слухам, таких несчастных немало среди слуг принца Балекина.

Я замираю. Даруемый смертным в обмен на особые услуги, гейэс защищает от любого колдовства, кроме того, которое применяется внезапно или в исключительных условиях. То есть ты неуязвим, кроме как для стрел, сделанных из сердцевины боярышника, которые, так уж случилось, предпочитает твой злейший враг. Или, например, ты побеждаешь в каждом поединке, но не можешь отказать в приглашении на обед, так что, если кто-то приглашает тебя за стол накануне сражения, на поле боя ты уже не явишься. По сути, как и все, что касается фейри, у защитного заговора две стороны. И тем не менее, похоже, что именно это мне и предлагают. – Гейэс, – эхом отзываюсь я.Его рот растягивается в улыбке, и уже в следующее мгновение до меня доходит почему. Я не отказалась. А значит, собираюсь это предложение принять. – Но никакой гейэс не спасет тебя от действия наших фруктов и ядов.

– Знаешь, что означает смертный? Оно значит рожденный умереть. Оно значит заслуживающий смерти. Вот ты какая. Вот что определяет тебя. Вот твоя суть. Смерть.

Рядом с ним принцесса Прия, охотница.

Вокруг крытой трибуны, где предстоит расположиться королю Элдреду с приближенными, уже собирается толпа. Длинные, кремового цвета знамена трепещут на ветру. На полотнищах эмблема Элдреда – дерево, наполовину покрытое белыми цветами и наполовину колючками, со свисающими корнями и короной на вершине. Символ объединения Благого и Неблагого дворов и свободных фейри под одной короной. Мечта рода Зеленого вереска.

Все остальные, дети фейрийской знати, едят хлеб с медом, джем из цветков бузины с печеньем, пироги и жареных голубей, сыр и виноград. А вот у моих врагов все, что лежит в корзинке, каждый кусочек, тщательно и основательно посолено.

Теперь он отправляется на поиски Обещанной земли. Насколько мне известно, Обещанной землей они называют смерть, хотя и не признаются в этом. Говорят, это место, откуда вышел Народ и куда он в конце концов вернется.

– Вам следует знать, что в скором времени король отречется от престола в пользу одного из своих сыновей. – Мадок обводит всех нас взглядом. – По всей вероятности, он выберет принца Даина. По очередности рождения Даин только третий, но это неважно. Преемника выбирает Верховный Правитель – так обеспечивается стабильность Эльфхейма. Корону для первой Верховной королевы, Мэб, изготовили в ее кузнице. Согласно преданию, кузнецом был некто Гримсен; из металла он мог изготовить что угодно: поющую птичку, скользящее по шее ожерелье, сдвоенный меч, который всегда попадает в цель. Выкованная чудесным образом, корона обладает магическими свойствами и переходит только от одного кровного родственника к другому по непрерывной династической линии. Вместе с короной переходят и клятвы всех, кто присягал ей. И хотя ее подданные собираются вместе при каждой новой коронации, чтобы подтвердить свою преданность, власть по-прежнему заключена в самой короне.

Драться на Летнем турнире может любой, но если я хочу стать рыцарем, то должна заявить себя как кандидат, перевязав грудь зеленым шарфом. Но если Мадок не поддержит, то никакое мастерство уже не поможет. Я просто не стану кандидатом, и меня никто не выберет.

Поскольку Молочный лес опасен по ночам, дальше идем через Кривой лес с его гнутыми деревьями.

Если бы я не носила на шее ниточку рябины, он мог бы напустить гламур, заворожить меня так, что пыль показалась бы деликатесом. Лишь репутация и положение Мадока заставляют моего обидчика колебаться.

Наш урок касается истории заключения мирного договора между Орлаг, владычицей Подводного мира, и разнообразными королями и королевами сухопутных владений фейри. Никасия – дочь Орлаг, отправленная ко Двору Верховного короля на воспитание и обучение. Красоте королевы Орлаг посвящено немало од, а вот ее личные качества, если Никасия пошла в мать, восхваления вряд ли заслужат. На протяжении всего урока она демонстрирует торжествующее злорадство и самодовольную гордыню, откровенно кичась своим происхождением. Потом наставник переходит к рассказу о лорде Ройбене из Двора Термитов, и я теряю интерес.

Все три соединены наполовину утопленными каменистыми тропами и камнями, достаточно большими, чтобы можно было перепрыгивать с одного на другой. Стадо оленей плывет по направлению к Инсмуру в поисках лучшего пастбища. Мы проходим мимо Озера масок и через дальний угол Молочного леса, пробираемся между бледными, серебристыми стволами под выбеленными листьями.

Никогда не любила эту песню, потому что она напоминает мне кое о ком. О том, кого здесь нет сегодня, как нет и принцессы Рии. Но… О нет, он здесь! Я вижу его. Принц Кардан, шестой по старшинству сын короля Элдреда, идет через зал – прямо к нам. Валериан, Никасия и Локк – три самых близких и верных друга – следуют за ним. Толпа расступается и умолкает, склоняясь перед ними в поклоне. Вид у принца, как всегда, сердитый, веки подведены сурьмой, в темных, как полуночное небо, волосах золотой ободок. На нем длинный черный камзол с высоким зазубренным воротником, расшитый узорами из небесных созвездий.

Хотя Даин и Балекин стоят вместе, они часто не в ладах друг с другом и со своей сестрой Эловин, так что Двор то и дело разделяется на три соперничающих круга влияния. Принц Балекин, перворожденный, и его компания, известная как Круг граклов, объединяет тех, кто предпочитает веселья и забавы и презирает все, что этому мешает. Они напиваются допьяна и доводят себя до бесчувствия ядовитыми и веселящими порошками. Его круг – самый необузданный, хотя, когда мы разговаривали, он всегда бывал собранным и трезвым. Наверно, я тоже могла бы предаться пьянству и разгулу в надежде произвести впечатление, но предпочитаю этого не делать. Вторая по старшинству – принцесса Эловин. Ее приближенные составляют Круг жаворонков. Превыше всего они ценят искусство. Место в ее круге заслужили даже некоторые смертные, но поскольку ни в игре на лютне, ни в декламации успехов я не добилась, то и шансов оказаться среди них у меня нет.

Фейри – сумеречные создания, и я тоже стала такой. Мы встаем, когда тени становятся длиннее, и ложимся перед восходом солнца. Во дворец Эльфхейм, у большого холма, мы прибываем далеко за полночь. Чтобы войти во дворец, нужно проехать между двумя деревьями, дубом и боярышником, а потом врезаться прямиком в каменную стену мрачных руин. Так, по крайней мере, это выглядит со стороны. Я проделывала это сотни раз, но до сих пор вздрагиваю. Все тело напрягается, пальцы сжимают поводья, глаза невольно зажмуриваются, а когда открываются, я уже внутри холма.

Выкрав нас из мира людей, Мадок возвратился в свои владения в Инсмире, на острове Майт, где держит крепость Верховный король Эльфхейма. Там, соблюдая обязательство чести, он и вырастил нас, меня, Вивьену и Тарин. И хотя мы с Тарин – живые свидетельства маминой измены, согласно обычаям фейри, мы дети его жены и, следовательно, его проблема.

Видишь ли, чтобы остаться на месте, надо бежать со всех ног.

Опускаю незаметно руку и засовываю листок под подушку. Собираюсь развернуть его и прочитать, когда Тарин уйдет к себе, но засыпаю раньше, еще до того, как она заканчивает.

А если хочешь попасть куда-то еще, то бежать нужно по крайней мере вдвое быстрее!

И с этими словами Оук возлагает корону на голову Кардана и надвигает на брови. – Короную тебя.

Но сейчас, наблюдая за происходящим, я понимаю, что за его дерзостью прячется страх. Никто не хочет, чтобы о его страхах знали другие, и многие скрывают их за громкими словами. Нет, мое отношение к нему не меняется к лучшему, но впервые он кажется настоящим. Не хорошим – настоящим.

Часто. Это отвратительно, но я ничего не могу поделать.

Ты ведешь себя так, словно не боишься его, а это удар по его гордости, подрыв его статуса.

Нет, у них месячные не раз в месяц. И, да, они у них есть. Раз в год. Иногда чаще.

После нашего поцелуя я так околдована тобой, что едва держусь, – отвечаю я со всем сарказмом, на который способна. – Моя единственная забота – сделать все, чтобы ты был счастлив. Конечно, я потребую для тебя всего, что угодно, если ты меня снова поцелуешь. Давай беги. Стрелять тебе в спину я точно не стану. Кардан хлопает ресницами.– Ты лжешь прямо в глаза, и это несколько обескураживает. – Тогда позволь сказать правду. Ты потому никуда не собираешься бежать, что бежать тебе некуда.

Ты здесь прижилась лучше, чем я, – продолжает Виви. – Но готова поклясться, что тебе это чего-то стоит.

Я знаю, что ты застряла здесь, в Волшебной стране, из-за меня. Понимаю, что все самое дерьмовое в твоей жизни случилось тоже из-за меня. По доброте своей ты никогда не говорила об этом, но я все знаю. Тебе пришлось превратиться во что-то другое, и ты это сделала. Я иногда смотрю на тебя и думаю, а помнишь ли ты, что значит быть человеком. Не знаю, как относиться к ее словам – комплимент и оскорбление в одном предложении. Но в подтексте звучит какое-то пророчество.

Двор Бабочек – разветвленный, традиционно относится к Неблагим Дворам

Если хочешь моего совета, – с расстановкой произносит он, – то любовь, выросшая на страдании, не цветет буйным цветом. Поверь мне, уж я-то знаю. Я люблю тебя, люблю Тарин, но не думаю, что она подходит Локку.

А фраза на коронации… Как он там сказал: «Пора менять партнеров. О… украл твою реплику?»

Придворный поэт и сенешаль, Вал Морен.

Остальные члены семьи – Балекин и Эловин, Рия и Кейлия – сгрудились за троном. Присутствует и мать принца Даина, Таниота, одевшая по такому случаю платье из сияющей золотой ткани. Нет одного только Кардана.

И румяный гриб не опасен, если не выпьешь красный напиток.

Что, если кто-то пытается захватить корону?

Детишки джентри поглядывают на Дулкамару с опаской. По слухам, лорд Ройбен, ее король, намерен присягнуть новому Верховному.

Именно поэтому Королева Мэб договорилась со свободными фейри изготовить корону, которую носит сейчас Король Элдред и которая может переходить только ее потомкам. Завладеть ею силой весьма мудрено. – Тут она свирепо ухмыляется.

В некоторых нижних дворах троном может завладеть убийца короля и королевы, – говорит Дулкамара и добавляет, что сама она принадлежит ко Двору термитов, который пока еще не встал под знамя Элдреда.

А что сталось с твоей матерью? – Она связалась с Верховным Королем. Родила ребенка – от него, полагаю, – но кто-то очень не хотел, чтобы он родился. Они воспользовались ядовитым грибом.

При этом еще и шипит от боли. Ах да, мой нож – холодное железо, а оно для фейри очень опасно.

Нынешняя служанка Орианы, косматое, высушенное существо по имени Тодфлосс.

Портниха приходит на следующий день, сразу после полудня – это фейри с длинными пальцами по имени Брамблвефт. Ноги чуть выгнуты назад, отчего походка несколько странная. Глаза, как у козы, карие, с черной горизонтальной линией по центру. Платье на ней – образчик собственной работы: тканое, с вышитыми колючками и шипами, образующими идущий по всей длине полосатый узор.

Лицо его все в шрамах, кожа зеленая, как вода в зацветшем пруду, длинный нос шмыгает влево-вправо, а когда возвращается в исходное положение, то напоминает косу. Волосы – черный хохолок на макушке. Глаза абсолютно непроницаемы. Несколько раз он моргает, словно никак не может взять меня в фокус. – Меня тут кличут Тараканом.

После этого я буду считать мой долг оплаченным. И пусть мое имя никогда более не коснется.

Я знаю, где найти румяный гриб, о котором вы спрашиваете, но обстоятельства его дальнейшего использования вами не должны быть связаны со мной.

То есть ты неуязвим, кроме как для стрел, сделанных из сердцевины боярышника, которые, так уж случилось, предпочитает твой злейший враг.

Холлоу-Холл. Дом принца Балекина, старшего из принцев

Гнарбон, слуга с длинными ушами и волочащимся по полу хвостом, останавливается, завидев меня в холле.

На полотнищах эмблема Элдреда – дерево, наполовину покрытое белыми цветами и наполовину колючками, со свисающими корнями и короной на вершине. Символ объединения Благого и Неблагого дворов и свободных фейри под одной короной. Мечта рода Зеленого вереска.

Хизер – маленькая, с тусклыми розовыми волосами и смуглой кожей.

Насколько мне известно, Обещанной землей они называют смерть, хотя и не признаются в этом. Говорят, это место, откуда вышел Народ и куда он в конце концов вернется.

Корону для первой Верховной королевы, Мэб, изготовили в ее кузнице. Согласно преданию, кузнецом был некто Гримсен; из металла он мог изготовить что угодно: поющую птичку, скользящее по шее ожерелье, сдвоенный меч, который всегда попадает в цель. Выкованная чудесным образом, корона обладает магическими свойствами и переходит только от одного кровного родственника к другому по непрерывной династической линии. Вместе с короной переходят и клятвы всех, кто присягал ей. И хотя ее подданные собираются вместе при каждой новой коронации, чтобы подтвердить свою преданность, власть по-прежнему заключена в самой короне.

Все дети джентри, независимо от возраста, учатся у преподавателей, собранных со всего королевства. Занятия проходят на территории дворца. В одни дни мы сидим в какой-нибудь роще, выстеленной изумрудным мхом; в другие занимаемся в высоких башнях или на деревьях.

Помахивая корзинками, мы с Тарин выходим из дома. Покидать Инсмир, чтобы попасть во дворец Верховного короля, вовсе не обязательно, но мы идем в обход двух островков, Инсмура, Острова камня, и Инсуила, Острова скорби. Все три соединены наполовину утопленными каменистыми тропами и камнями, достаточно большими, чтобы можно было перепрыгивать с одного на другой. Стадо оленей плывет по направлению к Инсмуру в поисках лучшего пастбища. Мы проходим мимо Озера масок и через дальний угол Молочного леса, пробираемся между бледными, серебристыми стволами под выбеленными листьями.

Валериан, Никасия и Локк – три самых близких и верных друга – следуют за ним. Толпа расступается и умолкает, склоняясь перед ними в поклоне. Вид у принца, как всегда, сердитый, веки подведены сурьмой, в темных, как полуночное небо, волосах золотой ободок.

Из всех сыновей короля Принц Джейми худшим был И хуже всего и печальней всего.

Неподалеку от меня крохотная девушка-фейри с белыми волосами и маленьким ножичком режет пояс огра.

Старший принц, Балекин, и его младший брат, Даин, стоят неподалеку, попивая вино из деревянных, оплетенных серебром кубков. Даин носит бриджи до колен, демонстрируя копыта и оленьи ноги. На Балекине его любимая шинель с воротником из медвежьего меха. Вдоль руки, от суставов пальцев до плеча, протянулся хребет острых шипов.

Верховный король Элдред восседает на троне в серых одеждах, предписанных его титулу. На редких, золотистых волосах покоится тяжелая золотая корона в виде дубовых листьев. Мы кланяемся, он касается наших голов узловатыми, унизанными перстнями пальцами, и мы встаем. Элдред – внук королевы Мэб из дома Зеленого вереска. Поначалу Мэб жила как одиночная фейри, но потом начала завоевания вместе со своим рогатым супругом и оленьими наездниками. Это из-за него, как говорят, шесть наследников Элдреда имеют ту или иную звериную черту

Во дворец Эльфхейм, у большого холма, мы прибываем далеко за полночь. Чтобы войти во дворец, нужно проехать между двумя деревьями, дубом и боярышником, а потом врезаться прямиком в каменную стену мрачных руин.

Неподалеку замечаю одну из его шпионок, сморщенное существо со сплющенным утиным носом и сгорбленной спиной. Она сует что-то в его ладонь и с удивительной прытью устремляется прочь.

Он ждет нас в холле со своей второй женой, Орианой. Кожа у нее голубоватого цвета снятого молока, а волосы белые, как свежевыпавший снег.

Внутри дом Мадока – белая штукатурка и массивные, грубо обработанные деревянные балки. Стеклянные оконные панели – серые, словно заполнены пойманным в плен дымом, отчего свет получается немного странный. Мы с Тарин спускаемся по винтовой лестнице.

Выкрав нас из мира людей, Мадок возвратился в свои владения в Инсмире, на острове Майт, где держит крепость Верховный король Эльфхейма.

К тому, что мне прислуживают, я уже привыкла. Импы и хобы, гоблины и григи.

Улыбаюсь – приятно все-таки владеть секретом. И, подумать только, этим секретом владею я.

Как бы богато ни был расшит камзол, он не спасет от стрелы, пущенной в сердце.

Я ощущаю что-то мокрое на лице. Дождь?

Кардан поднимается с трона.– Иди занимай место.Голос его исполнен угрозы, от него прямо исходит опасность. Цветущие ветви так густо выпустили шипы, что лепестков почти не видно. – Ты этого хотела, не так ли? – спрашивает он. – Ради этого всем пожертвовала? Ну, давай. Все это твое.

Я поражаюсь тому, насколько сильно он похож на настоящего короля Волшебной страны. И пугаюсь, потому что мне невольно хочется преклонить колени; я мечтаю лишь о том, чтобы он коснулся моей головы своей унизанной кольцами рукой

– Как я узнаю, что всему научился, если сейчас ничего не знаю? – спрашивает он. Вопрос звучит как головоломка. – Вернешься, когда возвращение станет для тебя нелегким выбором.

– И за Джуд, сделавшую мне сегодня подарок.

Звон хрусталя. Снова льется вино. Опять звучит смех.Бомба толкает меня локтем в бок.– Мы вошли сюда, назвав твое кодовое имя, – шепчет она. Я даже не видела, как она прошла сквозь запертые двери.– Какое? – чувствую себя как никогда уставшей, и в ближайшие семь лет мне вряд ли удастся по-настоящему отдохнуть.Жду, что сейчас она скажет: «Лгунья». Она загадочно улыбается.– Как какое? «Королева». Оказывается, я до сих пор не знаю, как смеяться.

Принеси мне корону, Кардан, – требует Балекин. Принц Кардан бросает на своего старшего брата такой же холодный расчетливый взгляд, которым Балекин смотрел на тех, кому обламывал крылья, кого бросал в реки или навсегда прогонял от Двора. – Нет, брат. Я этого не сделаю. Если бы у меня не было другой причины, чтобы выступить против тебя, я бы выступил тебе назло.

– Не могу, – возражает он, потом хмурится. – Джуд… – Кажется, никогда не привыкну к тому, как из его уст звучит мое имя.